Наваждение | страница 66
— Не исключено, — признался Бакстер.
— Смеешься надо мной? — Розалинда смерила его укоризненным взглядом. — Ты прекрасно знаешь, что я никогда не понимала твое довольно странное чувство юмора. Объясни мне, что происходит.
— По-моему, я уже объяснил. Это достаточно разумный выход, если, конечно, вы желаете, чтобы я продолжил расследование.
Он пересек гостиную и остановился у камина, рассматривая очередное приобретение Розалинды — новую каминную полку. Искусная резьба, покрывавшая ее, была выполнена в новомодном замарском стиле, как и почти вся обстановка комнаты. Розалинда не так давно заново отделала парадную гостиную, и комната в египетском стиле — обои, расписанные иероглифами, пальмы, экзотические статуи и искусственные колонны — превратилась в нечто подобное внутреннему дворику типичного замарского особняка.
Это превращение явилось последним в цепи бесконечных изменений, происходящих в стенах огромного лондонского дома. Пока Бакстер жил здесь с матерью и теткой, ему довелось играть в этрусском коттедже, учить уроки в китайском саду, упражняться в фехтовании в греческом храме. К счастью, жить в мрачном римском склепе ему уже не пришлось.
Когда Бакстер перебрался в собственные апартаменты, то установил одно нерушимое правило — никаких изменений в отделке дома не будет произведено в угоду веяниям моды.
Разглядывая позолоченную резьбу на каминной полке, он вдруг подумал, что всегда старался избегать перемен и сопутствующих им суматохи и беспорядка.
С самого детства все более-менее значительные перемены в его жизни, как правило, следовали за очередной размолвкой его родителей. Оба они были мастерами яростных ссор и страстных примирений и изрядно поднаторели в искусстве представлять все это на публике. Их нисколько не заботило, что зрителем этих сцен зачастую оказывался их маленький сын.
Мальчик в ужасе наблюдал за битвой темпераментов, в тревоге ожидал примирения, а в промежутках терпел издевательства сверстников.
С малых лет он старался подавить в себе проявления буйного темперамента, который унаследовал от родителей. В своем воображении он рисовал жизнь, прочно изолированную от сильных эмоций и ощущений, словно стеклянная колба, которую оберегают от воздействия загрязняющих паров.
Он пытался внушить себе, что все его интересы сосредоточены в стенах лаборатории. Но теперь, после того как Шарлотта ворвалась в его замкнутый упорядоченный мирок, он уже не был уверен, что устоит перед соблазном провести несколько рискованных экспериментов.