Хасан подал мне руку, я запрыгнул на броню и спросил его:
– Колонна большая?
– Нет не большая, три танка, наших пять машин, три машины со второй роты, одна машина замполита, другая комбата, потом тягач с ремроты, Урал с РМО, летучка и две «таблетки». Ну вот, вроде и все.
– Да, не густо. А куда едем-то?
– На иранскую границу. С дружественного кишлака передали, что сегодня с Ирана ожидается два каравана с оружием и медикаментами для духов, – ответил Хасан.
– А потом куда? Снарядились-то надолго, не похоже, что за двумя караванами едем.
– Да откуда я знаю, спроси вон у замполита, если не терпится узнать.
– Замполиту лучше на глаза не попадаться, хотя бы первое время.
– Я пошел заколочу. Ты будешь? – спросил Хасан.
– Давай делай, буду, конечно.
Хасан запрыгнул в люк БТРа, а я повернулся к Сапогу.
– Ну что, Сапог! Как жизнь? – я хлопнул его по плечу.
– Да нормально, – пробубнил Сапог со счастливой улыбкой.
– А чего так вяло, недоволен, что в рейд едешь?
– Нет, почему, доволен, конечно, – ответил Сапог уже веселей.
– Благодари Хасана за эту услугу.
– Я знаю.
– Чего ты знаешь? Ни хрена ты ничего не знаешь. Снайперку хоть не забыл, дурень?
– Да нет, взял, там она в БТРе.
– Оружие должно быть всегда при тебе, челдон ты недоделанный. А ну, достань, бегом.
Сапог молча полез в люк за винтовкой.
Рота погрузила боеприпасы, и колонна двинулась к бетонке, наш БТР пока стоял. Я постучал автоматом по броне и крикнул:
– Туркмен, ну чего ты там, уснул что ли? Все уже уехали.
Туркмен, это наш водила, звали его Нурлан, он был по национальности казах, но родом из Туркмении и мы его называли Туркмен. Он полтора года отучился в Ташкентском военном училище, но его отчислили за что-то, и призвали на срочную службу.
Туркмен был спокойный как индеец, но с понятием у него было все нормально, он всегда любые споры и стычки между пацанами «разводил» по уму. Говорил он мало, но конкретно.
Туркмен был нашего с Хасаном призыва и в роте, да и в полку, с ним считались, он на гражданке занимался боксом и дзюдо, и мог любого уложить одним ударом. Но он никогда никого зря не трогал, и в драку вступал, если таковая случалась, только при крайней необходимости, когда уже никакие убеждения не помогали. Некоторые младшие офицеры тоже побаивались его, Туркмен однажды сломал руку одному прапору из ремроты, когда тот попытался ударить Туркмена по лицу. За что они повздорили с этим прапором, я не знаю, Туркмен не рассказывал об этом, да и мы не спрашивали, это их дело. Тот прапор на разборе сказал, что сам сломал себе руку по неосторожности, а когда вышел из госпиталя, то даже извинился перед Туркменом.
