— А доктор Куимпер думает, что в них было-таки нечто необычное.
— Он, видите ли, думает! Уж я как-нибудь и сам распознал бы отравление мышьяком, если бы оно имелось.
— Признаться, были случаи, когда весьма компетентные врачи ничего не заподозрили, — позволил заметить себе Креддок. — Взять хотя бы историю в Гринбарроу, — припомнил инспектор, — или случай с миссис Тини, или с Чарльзом Лидсом. А семья Уэстберн? Там трех человек уморили и все чин-чином были похоронены, никто из пользовавших их врачей ничего не заметил… А ведь почтеннейшие были люди и опытные специалисты.
— Ну хорошо, хорошо! — с раздражением произнес доктор Моррис. — Вы хотите сказать, что я допустил ошибку. Ну а я так не считаю… — Он немного помолчал. — А кто же, по мнению доктора Куимпера, этот неведомый злодей? Если, конечно, он не плод воображения моего коллеги?
— Он не знает, но очень встревожен. Сами понимаете, когда речь идет о больших деньгах.
— Да-да, и получат они их, только когда умрет Лютер Крэкенторп. А деньги его отпрыскам очень нужны. Это верно. Но из этого вовсе не следует, что они готовы убить своего старика.
— Не следует, — согласился инспектор Креддок.
— Как бы то ни было, — заявил доктор Моррис, — я считаю, что нельзя никого подозревать, не имея на то оснований. Веских оснований, — уточнил он. — Но скажу откровенно, то, что вы мне сейчас рассказали.., я потрясен… Мышьяк, и притом в столь изрядных дозах… Но я все-таки не понимаю, почему вы пришли ко мне? У меня не было никаких подозрений — вот все, что я могу вам сказать! Возможно, я должен был заподозрить неладное. И наверное, мне следовало бы серьезнее отнестись к этим желудочным приступам у Лютера Крэкенторпа. Но с тех пор уже прошло много времени, и теперь все это для вас уже несущественно.
— Безусловно, — согласился Креддок. — Я просто хотел побольше узнать о семье Крэкенторп. Нет ли у них в роду каких-нибудь психических отклонений?
Доктор остро глянул на него из-под насупленных бровей.
— Да, я понимаю ход ваших мыслей. Ну что же… Джосая был вполне нормален. Жесткий, трезвый, очень расчетливый. А жена была неврастеничкой, склонной к меланхолии. Она из вырождающейся семьи, у них там были сплошные родственные браки… Умерла вскоре после рождения второго сына. Я бы сказал, что Лютер унаследовал от нее определенную.., э-э.., неуравновешенность. Он был в юности вполне обычным малым, но постоянно ссорился с отцом. В конце концов отец в нем разочаровался, и Лютера это страшно ранило, он старательно лелеял в душе обиду на отца, и со временем она превратилась в некую навязчивую идею, что отразилось и на его семейной жизни. Стоит немного поговорить с ним, как сразу бросается в глаза, что он просто не выносит своих сыновей. Но дочерей он любит. Обеих — и Эмму и Эди.., ту, что умерла.
