— Ага, — пробормотал Пуаро. — Нас постигло разочарование. Какая жалость! Ба! А какая самонадеянность! Неужели он мог подумать, что Эркюль Пуаро спрячет что-то так, что это можно найти?!
И, повернувшись на другой бок, преспокойно заснул.
На следующее утро его разбудил настойчивый стук в дверь.
— Qui est la?[16] Да входите же, входите.
Дверь открылась, и на пороге появился задыхающийся и раскрасневшийся Колин. За его спиной топтался Майкл.
— Мосье Пуаро, мосье Пуаро!
— Что? — осведомился Пуаро, усаживаясь в постели. — Уже чай? А, это ты, Колин. Что случилось?
Однако Колин словно лишился дара речи. Казалось, он совершенно потрясен и растерян. Так оно, впрочем, и было. Ночной колпак Эркюля Пуаро оказался слишком сильным зрелищем для неокрепшего организма. Колин с трудом заставил себя заговорить.
— Я подумал.., мосье Пуаро, вы поможете? Случилось нечто ужасное.
— Что-то случилось? Но что же?
— Это.., это Бриджит. Она там, на снегу. Мне кажется.., она такая бледная и неподвижная.., ох, лучше вам пойти туда самому. Я ужасно боюсь, что… По-моему, она мертвая.
— Что? — вскричал Пуаро, отбрасывая одеяла. — Мадемуазель Бриджит! Мертвая!
— Я думаю.., думаю, ее кто-то убил. Там кровь ц… ох, да пойдемте же.
— Конечно! Конечно! Я иду немедленно.
Из одежды Эркюль Пуаро благоразумно выбрал зимние ботинки и пальто на меховой подкладке, которое быстро накинул поверх пижамы.
— Я иду, — повторил он, — иду сию секунду. Ты разбудил остальных?
— Нет. Я пока никому, кроме вас, не сказал. Думал, так лучше. Дедушка и ба еще не вставали. Внизу накрывают завтрак, но я не стал говорить Певереллу. Она — Бриджит то есть — за домом, возле террасы. Почти под окнами библиотеки.
— Понятно. Показывай дорогу. Я следом.
Поспешно отвернувшись, чтобы скрыть восторженную ухмылку, Колин заспешил вниз по лестнице. Через боковую дверь они вышли в ясное и прохладное утро. Солнце висело еще совсем низко над горизонтом. Всю ночь валил густой снег, стихший только к утру, и всюду, сколько хватало глаз, теперь простирался белый толстый ковер. Мир выглядел чистым, белым и прекрасным.
— Здесь! — выдохнул Колин, драматично поднимая руку. — Это.., здесь!
Картина действительно была ошеломляющей. В нескольких ярдах от дома на снегу лежала Бриджит. Она была в алой пижаме и белой шерстяной шали, накинутой на плечи. На шали расползались большие алые пятна. Голова Бриджит была повернута набок, и лицо скрыто свесившимися черными волосами. Одна ее рука была подвернута под грудь, другая — выброшена вперед и, казалось, все еще царапает снег сведенными судорогой пальцами. В самом центре большого темно-красного пятна торчала рукоять курдского кинжала с кривым лезвием, который полковник Лэйси только вчера демонстрировал гостям.
