Крабианин оторвался от пульта и быстро провел рукой по шишковатой лысой голове.
— Клянусь вот этим, если после того, как мне доставят новый пульт...
— Хорошо, — промолвил я. — Подождем до завтра. А пока мне хотелось бы вернуться к разговору о твоей поездке к побережью.
Крабианин издал звук, несколько напоминающий стон, и спросил:
— Ты ничего не забываешь, да?
— Стараюсь, — промолвил я.
Как раз в этот момент, ни раньше ни позже, у меня в кармане проснулась бормоталка.
Кремниид Прайдер был огромен и фигурой здорово напоминал старинный платяной шкаф. Двигался он, как все кремнииды, медленно. Впрочем, в быстроте движений он и не сильно нуждался, поскольку был чертовски силен, а кожу имел толстую и прочную, словно камень. Благодаря этому он был способен дать отпор практически любому вознамерившемуся на него напасть хищнику. Правда, на Бриллиантовой эти особенности кремниида не находили никакого применения, а вот талант исключительного понимания всех особенностей камней, к слову сказать, присущий всем представителям его расы, позволил открыть мастерскую филигранной обработки личинок.
Самое трудное в работе с личинками бриллиантовых муравьев состоит в выявлении их чудесных способностей. Между тем кремиииды способны определять не только особенности камней, но и личинок. Причем, например, тот же Прайдер делал свою работу идеально, без единой ошибки. Что и позволило ему и его компаньону Чадовину очень даже преуспеть на Бриллиантовой.
— Ну вот, — сказал мне Прайдер. — Только я вышел посмотреть, что за шум на улице, как все это и случилось. А в мастерской остался вот этот олух царя небесного.
Шустренький, волосатый, похожий на реактивный веник Чадовин, принадлежащий к расе забалтывателей, тотчас ощетинился длинными, острыми колючками, росшими у него по всему телу, и просипел:
— Я? Опять во всем виноват я? Если ты забыл, то я выскочил раньше тебя. А не смог я вернуться в лавку лишь потому, что кто-то загородил вход своим туловищем и никак не мог передвигаться быстрее.
— Так это я, что ли, виноват? — спросил Прайдер.
— А я?
— Конечно — ты. Когда это был виноват я? Нет, так не бывает. И поэтому виноват именно ты и никто другой. Понял?
— Да я... да я...
Чадовин загремел иглами, словно настоящий дикобраз, и даже затопал коротенькими ножками.
Я еще раз обозрел взломанный железный ящик, по словам этой парочки, выполнявший роль сейфа, в котором они хранили самые ценные личинки, и мне стало тоскливо.
