Полковник говорил так горячо и взволнованно, что отец Грегорио невольно посмотрел в окно, словно уже слышал грохот движущихся по равнине танков. Шлегель проследил за его взглядом.
— Союзники прорвали нашу линию обороны на реке Волтурно, и я боюсь, что не пройдет и месяца, как вы будете наблюдать из этих окон за прорывом Пятой американской армии к долине Лири, откуда открывается дорога на Рим. Почувствовав реальную угрозу, я счел своей обязанностью вам о ней сообщить. Уже сейчас можно предсказать, как будут разворачиваться события: судя по обычной стратегии генерала Кларка, прежде чем попытаться прорвать строящуюся сейчас «линию Густава», он предпримет широкомасштабный воздушный налет, которому мы не сможем противостоять, поскольку уже давно потеряли господствующее положение в воздухе… Это главная опасность, потому что стены монастыря рухнут не на седьмой день, а в первый же час.
Сказав это, Шлегель внимательно посмотрел на каждого из присутствующих, и отец Гаэтано уже было решил, что офицер собирается проститься, оставив беспомощных монахов в растерянности и тревоге. Вместо этого Шлегель спокойно сложил карту, затем медленно вдохнул застоявшийся воздух приемной, взгляд его затуманился, как будто запах, исходящий от дубовой обшивки стен, навеял ему воспоминания о путешествиях, которые он совершил в юности.
— Полковник, — мягко произнес отец Грегорио, — мы признательны вам за ваш интерес к нашему ордену и к аббатству, но я, право, не понимаю, куда вы клоните, если только вы не решили поступить к нам в монастырь, что в данных обстоятельствах было бы несколько неожиданно…
Почувствовав иронию в словах аббата, Шлегель не смог сдержать раздражения.
— Простите, святой отец, но тот, кто не хочет слышать, хуже глухого. Именно интерес, который я питаю к этому аббатству, заставляет меня, несмотря на сложившиеся обстоятельства и всевозможные трудности, предостеречь вас от того, что может случиться, а вы принимаете мои слова с иронией, граничащей, позвольте вам сказать, с беспечностью…
— Это не так, полковник, и святые отцы, которых вы здесь видите, могут это подтвердить. Но что, по-вашему, мне остается делать, как не отдать себя в руки божественного Провидения? Оно никогда не оставляло нас. За двенадцать веков нашей истории мы видели катастрофы, войны, пожары, разорения и даже землетрясения. Уже трижды аббатство разрушалось и восстанавливалось вновь… Но на этот раз я чувствую, что вы преувеличиваете грозящую нам опасность: не будем бояться того, что никогда не случится. Союзники не станут ни штурмовать, ни бомбить нас, потому что знают, какое почетное место занимает Монтекассино в истории христианства и что оно не входит в число укреплений на «линии Густава». Полковник пожал плечами:
