– Присоединяйся, – сказал он Олегу.
Брюнетка повернулась, и Олег узнал Алену. Она смеялась, дымок от травы выходил у нее изо рта. На секунду Олегу стало жалко обламывать ее, но любопытство было сильнее.
– Привет, Алена, – кивнул он, – ты знаешь Милу Аксаланц?
– Да, мы учились вместе, – сказала она и улыбка сбежала с ее лица, – но мы уже год не виделись. А что?
– Она сегодня под машину бросилась… насмерть…
Алена закричала почти сразу.
Два трупа за один день было слишком много для Антона. Вероятно, это было слишком много для всех: даже Горский на этот раз просто выслушал рассказ Олега, предложил забить еще косяк, переспросил только имя – «Как ты сказал, Дингард?» – и замолчал на весь вечер. Алена курить отказалась, сославшись на то, что завтра ей рано на работу, и как-то очень быстро засобиралась домой. Когда Антон вышел за ней в прихожую, Алена спросила, не хочет ли он проводить ее до дому. Сам не зная почему, он согласился, хотя до этого хотел еще задержаться и поговорить с Горским.
Впрочем, ему показалось, что когда он вдувал ей паровоз, между ними проскочила какая-то искра… не в буквальном, разумеется, смысле. Антон всегда находил очень волнующим выдыхать дым в рот другому человеку. Получалось похоже на дистанционный поцелуй – впрочем, не очень долгий. Считалось, что охлажденный дым действует сильнее – но Антон подозревал, что главное, как и во многих травяных делах, был сам ритуал.
Они спустились в метро и мимо неподвижного милиционера пошли к эскалатору.
– Хороший город Москва, – сказал Антон, – идешь обкуренный и всем хоть бы хны. Вот если бы шел пьяный – точно бы привязались.
Алена ничего не ответила, и Антон сглотнул про себя неприятную мысль о том, что через несколько лет все может измениться… впрочем, он утешил себя тем, что в России наркотики всегда останутся привилегией особо продвинутых. Массы будут по-прежнему пить свою водку.
Алена молчала, и ее молчание начало тяготить Антона. В пустом полночном вагоне он спросил ее:
– А ты хорошо знала эту Милу?
– Мы с ней были ближайшие подруги… с детского сада еще. Почти всю жизнь, получается.
– Ты же говорила, что вы давно не общаетесь?
– Всего год, – ответила Алена.
– А чего поругались?
– Из-за мужика, – голос ее дрогнул, и Антон почувствовал, что она вот-вот заплачет.
– Ладно тебе, – сказал он, обнимая ее за плечи.
Он не любил в себе состояние эротического возбуждения. Тупое, одномерное желание, казалось, принижало его. За то он и любил траву, что, в отличие от алкоголя, она не возбуждала сексуального вожделения, а словно рассредоточивала его… эротизм не был сконцентрирован в женской пизде, а был словно разлит по всему миру. Антон помнил, как в один из первых раз, когда курил гашиш, он целый вечер гладил обивку кресла, получая нечеловеческое удовольствие от тактильных ощущений… мысль о сексе казалась в таком состоянии просто смешной.
