Бен-Раби видел, как у Звездного Рубежа миролюбивые звездные рыбы использовали то же оружие против сангарийских рейдеров.
– Вот и клочья полетели, человек-друг Мойше. – Головастик попытался пошутить. – Да, мы с тобой неплохо справляемся. Может быть, твои старейшины в конце концов решат, что ты не так глуп.
Невысказанной вслух осталась надежда Головастика на такую же реакцию его старейшин.
– Идет новая эра, Головастик, – подхватил бен-Раби. – Время торопливых и пританцовывающих.
– Акулы возвращаются!
Оружие «Даниона» вновь прорезало долгую ночь. Интересно, мелькнула мысль у Мойше, что подумает наблюдатель, окажись он через тысячу лет в тысяче световых лет от места схватки.
В Улантской войне обе стороны использовали в войне технику ретроспективного наблюдения. Нельзя было изменить исход сражения, но можно было снова и снова изучать сам бой под любым углом зрения.
Второе нападение было еще яростнее первого. Бен-Раби прекратил всякие попытки думать. Отслеживание ситуации требовало всего его внимания.
Все больше акул появлялись из гипера, движимые тягой неизвестной природы. Их тоже охватило бешенство. Они нападали на все вокруг, включая и своих раненых соплеменников, оставшихся в районе битвы.
Этого-то и боялся Головастик. К месту сражения будут притягиваться все новые и новые акулы, пока не подавят защиту просто своей численностью.
Это предвидели и, звездные рыбы, и звездоловы. Страх гибели стада за стадом и траулера за траулером под ударами хищников и заставил независимых командиров этого флота объединиться в атаке у Звездного Рубежа.
Поток новых акул замедлился до капель.
«Мы снова побеждаем, человек-друг Мойше, – подумал Головастик. – Видишь этот ритм? Этот сияющий ритм? Они теряют силы, пожирая собственных раненых».
Бен-Раби оглядел свою внутреннюю вселенную, которая менялась, будто в калейдоскопе. Он не видел ничего, кроме хаоса. Это, подумалось ему, то самое, о чем грезил Чижевский, когда писал «Древнего Бога». Казалось, что в последних событиях отразилась поэма Чижевского. Неужели этот человек был провидцем?
Нет. Когда он писал тот цикл, куда вошел и «Древний Бог», то держался только на звездной пыли. И месяца не прошло после написания поэмы, как наркотик его прикончил. Его образы были рождены языками огненного безумия, пожиравшего его сознание.
– А ты не устаешь от того, что вечно прав? – спросил Мойше Головастика, когда акулы обратились в бегство.
– Никогда, человек-друг Мойше. Но я давным-давно научился ждать, пока истина станет очевидной, непреложной, и только тогда провозглашать ее вслух. От ошибки больно. Презрение старейшин жжет как огонь тысячи солнц.
