Грань риска | страница 26



— Когда ты говоришь «расслабься», я начинаю нервничать еще больше, — возразила Ким, отхлебнув немного вина.

— Странная ты девушка, — игриво заметил Стентон. — Я никогда не смогу понять, почему ты так застенчива, особенно сейчас, когда сидишь с близкими родственниками в зале, где полно людей, которых ты видишь первый и последний раз в жизни. Дай своим волосам спокойно улечься, они же у тебя дыбом стоят.

— Мои волосы меня никогда не слушаются. Они сами знают, что и когда им делать, — пошутила Ким. Она начала понемногу успокаиваться. — То, что ты не можешь понять, почему я так напряжена, вполне объяснимо. Ты так уверен в себе, тебе трудно представить, что существуют люди, которые в себе не уверены.

— Почему бы тебе не дать мне возможность это понять? — спросил Стентон. — Я требую, чтобы ты объяснила мне прямо сейчас, почему ты постоянно испытываешь неловкость. Мой Бог, женщина, да у тебя руки дрожат.

Ким поставила стакан на стол и положила руки на колени.

— Чаще всего я нервничаю оттого, что теряюсь и плохо представляю себе, как я должна поступить, — пояснила она. — Вот, например, когда ты позвонил мне сегодня вечером, я совершенно растерялась, у меня почти не осталось времени на то, чтобы принять душ, я с большим трудом сообразила, что мне надеть. И если тебе это интересно, могу сказать, что меня положительно сводят с ума мои патлы.

Ким попыталась поправить волосы.

— У тебя совершенно потрясающий наряд, — заверила Кэндис.

— В этом нет никакого сомнения, — подтвердил Стентон. — Кимберли, ты воплощенная женственность.

Ким рассмеялась.

— Я достаточно умна, чтобы понимать, что комплимент, на который напрашиваешься, всегда бывает фальшивым.

— Ты городишь чушь, — сказал Стентон. — Вся ирония этой дискуссии заключается в том, что ты — сексуально привлекательная женщина, к тому же замечательно красивая, несмотря на то, что ведешь себя так, словно уверена в обратном. Впрочем, это придает тебе особое очарование. Сколько тебе сейчас лет? Двадцать пять?

— Двадцать семь, — ответила Ким, отпив еще немного вина.

— Тебе двадцать семь, и ты хорошеешь с каждым годом, — продолжал Стентон. Он ехидно улыбнулся. — За такие скулы другие женщины отдадут полжизни, у тебя кожа гладкая, как у младенца, у тебя фигура, как у балерины. Взгляд твоих изумрудных глаз способен расшевелить греческую статую.

— Правда же состоит совсем в другом, — возразила Ким. — В строении моего лица нет ничего исключительного, кроме того, что у меня скулы выступают, как у лисы. Моя кожа отличается тем, что совершенно не воспринимает загара. А, сказав, что у меня фигура, как у балерины, ты назвал меня тощей и угловатой.