Толстяк оказался на полголовы выше Сергея.
Он положил свою ладонь на лицо Сергея и коротким, могучим движением откинул его от себя. Сергей перелетел через весь кабинет, ударился затылком о стену и рухнул на пол.
Толстяк вытащил из-за спинки стула две палки, оперся на них и, раскачиваясь, вышел из-за стола, скрипя двумя протезами. У него не было обеих ног.
На спинке стула висел форменный синий китель с одинокой золотой звездочкой Героя с потертой муаровой лентой.
Толстяк подошел к лежащему Сергею, тихонько ткнул его палкой в живот и сказал:
– Ладно тебе… Вставай, не психуй. Давай поговорим спокойно…
На окраине города в глубине большого неухоженного двора – двухэтажный деревянный домишко.
Во дворе Маша и Сергей развешивали на веревках вещи, слежавшиеся в чемоданах за дальнюю дорогу. Тут были и немецкий плед, и шинели, белые медицинские халаты и шапочки, гимнастерки, короткая меховая американская летная куртка, детский ватный матрасик. Но венцом этого парада вещей был настенный немецкий плюшевый ковер с грустными желто-коричневыми оленями на ярко-зеленой лужайке под кроваво-красными лучами заходящего солнца…
На шее у Маши связка прищепок. Сергей в нательной рубахе, в галифе, босиком. Не прекращая помогать Маше вытряхивать и развешивать вещи, Сергей тихо и печально рассказывал:
– …вы, говорит, истребители, летали всегда в одиночку. Привыкли, говорит, каждую минуту рисковать своей шкурой, и вас вроде бы уже от этого не отучить… А нам, говорит, ваши рисковые штуки – до фонаря. Нам, говорит, нужно, чтобы пассажиры были живы-здоровы и груз в сохранности… Нам в гражданской авиации рисковать нельзя. Извини, говорит…
– Сережа, иди в вечернюю школу, кончай десятый класс. На будущий год в областной педагогический поступишь… Мне в больничке к Новому году еще немного прибавить обещали… Пойду на полставки в поликлинику, возьму несколько суточных дежурств дополнительно. Вытянем запросто!…
– Ну что ты болтаешь?! Куда я пойду в десятый класс, если я в девятом-то никогда не учился!…
– Во глупый… – удивилась Маша. – Кто тебя за язык тянет? А ты иди сразу в десятый. Как демобилизованному – никаких экзаменов. Ты же умница!…
Из дому на крыльцо, еле передвигая ноги в огромных Сережиных меховых унтах, вышел Вовка в одной короткой майке и трусиках. На голове у него был отцовский шлемофон с соединительной колодкой для радиосвязи.
– Папа! – орал Вовка и потрясал над головой золотыми Сережиными погонами. – Тебе погоны больше не нужны, можно, я их себе возьму?
