Вовка наконец выстрелил и попал в мишень.
– Ну, молодец! Ну, снайпер… Ну, батькина радость… – ласково похвалил Вовку инвалид и подозвал одного из подростков: – Вить, а Вить… Сбегай в ларек к тете Лизе, скажи, дядя Петя кружечку кваса просит. На-ко вот…
Однорукий положил мелочь между ружьями и тут же спросил Сергея:
– А может, и тебе принести? Что одну, что две – все едино.
– Нет, спасибо, – ответил ему Сергей и сказал Вовке: – Что-то ты больно долго целишься…
– Устанешь и промажешь, – подтвердил инвалид. – Я вот, к примеру, знаешь, как устал? Просто сил никаких нет…
Однорукий попытался глубоко вздохнуть и обмяк на стуле.
Вовка выстрелил и промазал. Он виновато посмотрел на инвалида и тревожно произнес, не отрывая от него глаз:
– Папа… Папа!
Сергей повернулся к однорукому. Тот сидел, привалившись спиной к стойке и стене, глаза у него были полуоткрыты, из уголка рта тянулась тоненькая струйка слюны…
«Девишник» во дворе шел полным ходом.
– …Адреса не знаю, фамилию не ведаю, Машенька да Машенька… – рассказывала баба Шура. – Я прямиком в больницу. Не сообразила, голова куриная, что выходной! Хорошо, дежурный доктор признал. Как на меня глянул и говорит: «Вы у нас недавно на хирургии лежали…» И дал мне твой адрес.
– Это надо же, на попутках семьдесят верст отшлепать – чаю попить! Здорово вас подлечили, баба Шура! – поразилась Нюська.
– А все она, Машенька, – гордо сказала баба Шура.
Маша посмотрела на часы, поднялась из-за стола:
– Посидите без меня минуток пятнадцать. Я тут одного старичка колю через каждые четыре часа. Я скоренько. – И направилась к воротам.
Нюська крикнула:
– Маш, а шприц, иголки там разные?
– У него все свое. Уже на плите стоит – кипятится. – И ушла.
Баба Шура посмотрела ей вослед. Посерьезнела, оглянулась и сказала Нюське тихо, испуганно и торжественно:
– Помню, войдет в палату, враз болеть перестает! У всех… Она как святая. Будто она к нам с небес сошла!…
А у тира стояли милицейский «газик» и «скорая помощь». Двери в тир были закрыты, и около них собрались в скорбном молчании несколько подростков и плачущая толстуха в грязно-белом фартуке – продавщица из пивного ларька.
Внутри, прямо под мишенями, на носилках лежало уже накрытое тело мертвого однорукого инвалида.
В крохотном помещении тира негде было повернуться: врач и фельдшер со «скорой», два милиционера (один в штатском) и председатель организации всех тиров.
Тут же стоял Вовка, крепко, держал отца за руку. Штатский записывал показания Сергея:
