Нюська тихонько подвывала, закрывала голову руками. Маша заботливо одернула на ней сарафан, прикрыла голые Нюськины ноги.
– Поняла, я тебя спрашиваю?
– Поняла… – проикала Нюська.
– Ну вот и хорошо. – Маша свернула извозчичий кнут. – Потом зайдешь ко мне, я тебя одной хорошей мазью смажу, и все заживет. Главное, Нюсенька, чтобы это у тебя в башке осталось, а задницу я тебе подлечу. Еще и лучше потом будет.
Словно щенок, высунувшийся из собачьей конуры, на все это испуганно и потрясенно смотрел Вовка из слухового чердачного окна…
***
Вечером Маша укладывала сына спать. Поправила подушки, только хотела задвинуть занавеску, как Вовка взял ее за руку, притянул к себе и тихо прошептал:
– Ма… А ты за что так тетю Нюсю?
Маша поняла, что Вовка все видел. Не знала, как ответить.
– Это чтобы она к папе не подлизывалась, да? – спросил Вовка.
Маша утвердительно кивнула, виновато посмотрела на Вовку.
– Я никогда ни к кому подлизываться не буду, – сказал Вовка.
– Правильно, – поцеловала его Маша. – Никогда, ни к кому!
– Ты только папе про тетю Нюсю не говори, – попросил Вовка.
– И ты. Ладно?
– Ладно. Знаешь, ма, а мне все равно тетю Нюсю жалко.
– Конечно, – прошептала Маша. – А мне, думаешь, не жалко ее?
На нефтебазе Сергей работал с молодым здоровенным парнем. Голые по пояс, в брезентовых рукавицах, сочащихся нефтью, измазанные так, что на лицах были видны только белки глаз и зубы, они вкатывали двухсотлитровые бочки с соляркой на высокую эстакаду.
От нечеловеческого напряжения дрожат руки, подгибаются ноги, подошвы сапог скользят в керосиново-масляных лужах.
А на эстакаде двое других перекантовывают бочки в грузовики, кричат Сергею и его напарнику:
– Давай, мужики, веселей! Не задерживай!…
Вкатили наверх бочку, и несколько секунд, пока идут за следующей, – маленький отдых. Молодой парняга даже поет дурашливо:
Я демобилизованный, пришел домой с победою,
Теперь организованно в неделю раз обедаю…
– А как правильно петь – помнишь?
– Конечно!
Я демобилизованный, пришел домой с победою,
Теперь организованно работаю как следует…
– Вот и не калечь песню. Тогда и обедать каждый день будешь.
– Эхма, Серега! Если бы за песни платили, я бы рот не закрывал! – рассмеялся парень. – Давай, взяли!…
И поползла вверх новая двухсотлитровая бочка…
И снова ночь. Спит за своей занавеской Вовка.
Сергей в одних трусах полусидит, полулежит на кровати. Маша внимательно осматривает и ощупывает его раненую ногу. Неровный белый шрам пересекает левое колено, уходит в деформированную икроножную мышцу.
