И я предпринимаю последнюю попытку изменить судьбу Реджинальда: я приглашаю его домой в самый день своего отъезда снова посмотреть каталоги, и он приходит, уныло сидит на диване, листает анкеты, смотрит фотографии, а я брожу вокруг, рассеянно кидая в чемодан футболки, шорты и купальники, периодически отвлекаясь и подходя к Реджинальду, рассказывая ему про разных девушек, давая адреса других агентств, других переводчиков. В результате, я забываю взять с собой маску и трубку, о которых мы будем жалеть на пляже, и, расставаясь у метро — Реджинальд отправляется к себе на квартиру, а мы — в Турцию, ни Реджинальд, ни я еще не знаем, что главное событие в его жизни уже произошло в тот самый момент, когда он потянул из пачки потрепанную уже анкету девушки Маргариты, которая совсем не в его вкусе, скорее полная, чем худая, розовощекая блондинка, а вовсе не брюнетка с узким лицом, какие ему нравятся. Более того, при встрече оказывается, что весь тот избыточный вес, который, гордясь собой, сбросил Реджинальд, кажется, перекочевал к Маргарите — она настолько же толще себя на старой фотографии, насколько нынешний Реджинальд тоньше себя прежнего. Шутка ли, перст ли судьбы, но когда мы еще летим над Европой, и Реджинальд договаривается с Маргаритой о встрече, та лежит в гриппе с сорокаградусным жаром, и все же, несмотря на сетования родственников, соглашается прийти на свидание уже на следующий день, неведомая сила подымает ее с койки, и влечет, больную, на автобус и в метро, потом она заработает себе осложнение и попадет в больницу. После встречи с ней Реджинальд в полной растерянности: все его планы и критерии рушатся — Маргарита недопустимо толста, она совсем не знает английского, и понять в разговоре ничего невозможно. Но огромные голубые глаза Маргариты смотрят на Реджинальда с радостным изумлением, ее розовые губы — как лук Купидона, у нее копна белокурых волос, которые падают ему на лицо, когда она целует его, прощаясь. Губы Маргариты обжигают его щеку, он не знает еще, что они так горячи от высокой температуры, но уже плачет дома бабушка Маргариты, прозорливо предчувствуя грядущие перемены.
И к нашему возвращению из Турции Реджинальд уже в Америке, Маргарита в больнице, ее папа, бывший бравый моряк, а ныне мостостроитель, работающий в Москве, и вырывающийся к семье на выходные, приходит ко мне с Маргаритиным письмом и пытливо всматривается мне в глаза, пытаясь понять, кто же это затянул их единственную дочь в воронку неизвестных доселе событий, и можно ли этому человеку доверять. Он решает этот вопрос положительно и вскоре уже делится со мной сомнениями и задает вопросы. Я знаю, люди легко проникаются ко мне доверием: с одной стороны, это хорошо для моей работы, с другой стороны, иногда мне кажется, они принимают меня за кого-то другого, кто все на свете знает и может, а это не так.
