драмы. Вы полагаете, это возможно?
— Возможно, — согласилась она.
— В том или ином случае, — произнес он, как бы очерчивая указательным пальцем границу между ними, — в любом случае, ваше ясновидение имеет свои истоки в истории с Бертоном Митчеллом, в том, что он сделал с вами и что вы не можете вспомнить.
— Может быть.
— И ваша бессонница имеет свои истоки в Бертоне Митчелле, и периодические депрессии. То, что он сделал с вами, является подсознательной причиной приступов тревоги. И я скажу вам, Мэри, чем раньше вы посмотрите этим фактам в лицо, тем лучше. И, если вы когда-нибудь разрешите мне провести сеанс гипноза, чтобы заставить вас вспомнить и провести вас по воспоминаниям, то больше вы не будете нуждаться в моей помощи.
— Я всегда буду нуждаться в вашей помощи.
Он вздохнул. Его загорелое, изрезанное морщинками лицо приняло то выражение, которое покорило ее, когда она встретила его на одном из приемов три года назад. Это было выражение ярости, но уверенности и надежности одновременно. Любой честолюбивый художник много отдал бы, чтобы уловить этот миг и запечатлеть его на своем полотне. Его немного отчужденная, но отеческая манера поведения заставила ее обратиться именно к нему тогда, когда снотворное стало ее единственным спасением.
— Если вам всегда будет нужна моя помощь, — ответил он, — значит, я совсем не помогаю вам. Как психиатр я обязан заставить вас найти силы, в которых вы так нуждаетесь, внутри себя.
Она подошла к бару и плеснула себе немного бренди.
Он присоединился к ней, она налила и ему.
— Вы ошибаетесь по поводу Митчелла, — сказала она.
— В каком смысле?
— Не думаю, что все мои проблемы — от него. Некоторые из них начались тогда, когда погиб мой отец.
— Я слышал эту теорию. Вы уже развивали ее раньше.
— Я была с ним в машине, когда он погиб. Я сидела на заднем сиденье, а он был за рулем. Я видела, как он умер. Его кровь залила меня всю. Мне было всего девять. И годы после его смерти были не из легких. Через три года моя мать потратила все деньги, которые оставил нам отец. Между моим девятым и двенадцатым днем рождения мы из богатых превратились в бедных. Полагаю, что жизненный опыт, подобный этому, мог оставить свои шрамы, не так ли?
— Безусловно, — сказал он.
Он взял свой бокал бренди.
— Но этот жизненный опыт не мог оставить самых больших шрамов.
— Почему?
— Потому что вы можете говорить об этом.
— И?
— Но вы не можете до сих пор говорить о том, что произошло с Бертоном Митчеллом.
