— Должно быть, вас по-прежнему связывало что-то особое.
Этан покачал головой:
— Ничего.
— Что-то связывало, — настаивал Толедано. Корни детской дружбы уходят очень глубоко. Вы не видитесь долгие годы, потом встречаетесь, и этих лет словно и не бывало.
— У нас такого не было, — но Этан понимал, что особенного связывало его и Данни: Ханна и их любовь к ней. Чтобы сменить тему, спросил: — Как вышло, что нашего друга выбросили из автомобиля?
— Он был отличным парнем, но зачастую думал маленькой головкой, а не большой.
— В этом он не исключение.
— Он сидит в баре, видит трех крошек, без мужчин, перебирается к ним. Они все ластятся к нему, говорят: поедем к нам, он воображает себя Бредом Питтом, раз они втроем хотят его одного.
— Так его решили ограбить, — догадался Этан.
— Хуже. Он оставляет свой автомобиль на стоянке, едет с ними. Две девушки распаляют его на заднем сиденье, наполовину раздевают, а потом на полной скорости выбрасывают на дорогу. Забавы ради.
— То есть крошки или чем-то закинулись, или ширнулись.
— Может, да, может, и нет, — ответил Толедано. — Как выяснилось, они еще дважды проделывали тот же трюк. Только на этот раз попались.
— Тут как-то вечером по ти-ви показывали старый фильм, — заметил Этан. — С Френки Авалоном и Аннеттой Финиселло. Практически все действие во время вечеринки на пляже. Тогда женщины были другими.
— Как и все. Никто не стал лучше с середины шестидесятых. Жаль, что я не родился тридцатью годами раньше. Так как умер ваш друг?
— Четверо парней решили, что он их кинул, поэтому связали ему руки за спиной и держали голову под водой в унитазе достаточно долго, чтобы вызвать необратимые изменения в мозгу.
— Это отвратительно.
— Да, не Агата Кристи, — согласился Этан.
— Но раз вы этим занимаетесь, значит, что-то между вами и вашим другом осталось. Если кто не хочет быть душеприказчиком, заставить его невозможно.
Двое представителей управления судебно-медицинского эксперта распахнули двойные двери и вошли в приемную.
Первый, высокий, лет пятидесяти с гаком, явно гордился тем, что сохранил все волосы. И если его пышной шевелюре чего-то не хватало, так это вплетенных в нее бантов.
Напарника Шевелюры Этан знал. Хосе Рамирес, ширококостный мексиканец с близорукими глазами и добродушной, сонной улыбкой медведя коалы.
Хосе жил с женой и четырьмя детьми. И пока Шевелюра подписывал бумаги, которые дал ему Вин Толедано, Этан спросил Хосе, не покажет ли тот ему последние фотографии Марии и детей.
