Костер доктора еще тлел, а снег вокруг был утоптан. На северном небосклоне собирались тучи, предвещавшие бурю.
Филипп заторопился. К счастью, буря вскоре улеглась. Он еще не догнал Мак Джила и опять расположился на ночь, осыпая бранью маленького профессора, мчавшегося впереди него.
На следующее утро он увидел немногие разбросанные хижины форта Смит, расположенного на противоположном берегу Невольничьей. Он перешел через реку и направился прямо к зданию управления поста. Там он нашел небольшую толпу женщин, мужчин и детей, собравшихся у крыльца. Он растолкал толпу и остановился на нижней из трех ступенек, которые вели к порогу.
В дверях стоял профессор Мак Джил. Лицо его выражало крайнюю растерянность. Глаза его были как каменные, когда он посмотрел на Филиппа. Он медленно, точно лунатик, начал спускаться вниз.
— Филипп, — произнес он негромко и хрипло, — знаете, что я наделал, Филипп?
Доктор сошел на последнюю ступеньку.
— Филь, — прошептал он, — этот парень с разбитой головой, которого мы подобрали, разыграл со мной скверную шутку: он преступник, а я доставил в форт Смит не более и не менее как того самого человека, которого послали арестовать его. Добсона, капрала конной стражи, и его проводника Франсуа. Ну, не смешно ли это?
В тот же день капрал Добсон и метис отправились разыскивать Фалкнера, и на этот раз их сопровождал Пьер Торо, впервые узнавший о том, что произошло в его доме. Доктор исчез на весь день, но на следующее утро он явился к Филиппу и увел его в заброшенную хижину, стоявшую в полумиле по реке. Сильная упряжка, очень широкие сани и двое индейцев поджидали у дверей.
— Я купил упряжку вчера вечером, — пояснил доктор, — и мы сегодня же отправимся на юг.
— И откажемся от наших поисков? — спросил Филипп.
— Они закончились, — ответил Мак Джил спокойно. — Они закончились в хижине Пьера Торо. Фалкнер был третьим объектом моего опыта.
Филипп остановился, как вкопанный. Доктор повернулся к нему.
— А третья… — начал Филипп.
Маленький доктор усмехнулся.
— В жизни случается такое, что не снилось всем нашим философам, Филипп, — сказал он. — Мой опыт дал отрицательные результаты с точки зрения узкой теории, но когда я думаю о более глубоком и широком его значении, то… я… «доволен»— было бы слишком мягкое определение.
— Не понимаю… Доктор!
Доктор жестом прервал Филиппа.
— Вы знаете, я вам уже однажды поверил на честное слово, Филь, — сказал он, мягко улыбаясь при виде изумления, написанного на лице Филиппа. — Все это так удивительно, что я не могу скрыть от вас, как счастливо все закончилось для меня и для маленькой женщины, ждущей меня дома. Не Фалкнер, а я крикнул тогда в хижине, прежде чем потухла лампа. Из кармана его куртки выпало письмо, одно из моих писем, которые я посылал ему через моего агента. Понимаете? Я послал вас за льдом, и пока вы ходили за ним, я сказал раненому, кто я такой, а он рассказал мне, почему я все это время не получал от него писем и никаких известий, и каким образом он попал в хижину Пьера Торо. Мой агент послал его на Север, дав ему пятьсот долларов — первое жалованье. А он увлекся картами в Пренс-Альберто, как часто увлекаются достойные из нас, и в разгар игры впутался в ссору, в результате которой чуть не убил человека. Его преследовали и чуть было не настигли, когда мы его нашли с головой, разбитой при случайном падении. Так разрушилась моя теория.
