Он спустился с уступа скалы в ущелье, которое сначала казалось ему бездонным. Потом вскарабкался на второй уступ, втыкая бесчувственные руки, точно палки, в снег, и по другую сторону уступа увидел нечто такое, что заставило его замереть. То было лицо, страшное, бородатое лицо. Если бы слабость не ослабила Филиппа, он заметил бы на этом лице жуткую печать голода.
Это лицо, ужасное, грозное, казалось лицом людоеда, и Филипп понял, что перед ним стоит Вильям Де-Бар, Седьмой брат.
Он пополз вперед, и тот тоже пополз вперед, и они сцепились оба, изнемогая от усталости, слабости, и покатились на дно ущелья. Но, несмотря на их слабость, эта борьба была ужасна. То была борьба двух человеческих призраков. И когда последняя искорка жизни потухла в них, они повалились навзничь, задыхаясь, на расстоянии фута друг от друга.
Филипп посмотрел на костер — небольшой, ярко пылавший костер, — и ему захотелось повалиться всем телом на этот костер, чтобы пламя въелось в его замерзшую плоть.
Во время борьбы он что-то бормотал об аресте, об убийстве, но теперь первым заговорил Де-Бар.
— Вы замерзли, — сказал он.
— Я умираю от холода, — сказал Филипп.
— А я от голода.
Де-Бар поднялся. Филипп весь съежился, ожидая нападения, но Де-Бар протянул ему руку в теплой рукавице.
— Вы должны немедленно снять все, что на вас есть, иначе вы умрете, — сказал он. — Ну?
Филипп медленно протянул ему руку. Де-Бар подвел его к саням, стоящим за костром, и закутал его в толстое одеяло. Потом он достал из кармана стальной нож, распорол на Филиппе обе штанины и рукава куртки, разрезал шнурки сапог и толстые шерстяные носки, начал растирать ему руки и ноги. Он тер их до тех пор, пока Филипп не почувствовал жжения, точно от комариных укусов.
— Еще бы десять минут, и вас не было бы в живых, — сказал Де-Бар. Он закутал Филиппа во второе одеяло и подтащил сани, на которых тот лежал, поближе к костру. Потом подбросил в огонь еще охапку хвороста и достал из кармана мерзлую ощипанную птицу величиной с воробья. Держа ее между большим и указательным пальцами, он взглянул на Филиппа и подобие улыбки промелькнуло на его обросшем лице.
— Обед, — сказал он, и Филипп уловил нотку горькой иронии в его голосе. — Это — дрозд, первое живое существо, встреченное мною на пути сюда из Фон-де-Люка. Он весит четыре унции, и мы сейчас полакомимся им. Я не ел с позавчерашнего утра, но тем не менее я рад угостить вас, если вы голодны.
— А куда делся ваш провиант? — спросил Филипп.
