В двенадцати милях к северу от Вескуско он повернул под прямым углом на запад, проехал пятнадцать миль и вновь повернул — на этот раз к югу. Только через три дня он появился в Ле-Па, где узнал, что следы Торпа и его жены затерялись окончательно. Два дня спустя он вошел в канцелярию Мак-Грегора. Инспектор рванулся к нему со стула.
— Вы привезли их, Стил? — крикнул он. — Вы привезли их после убийства Ходжеса?
Филипп протянул ему измятый клочок бумаги.
— Вот вам последние инструкции, сэр, — ответил он спокойно. — Я выполнил их абсолютно точно.
Мак-Грегор прочел бумажку, и лицо его покрылось мертвенной бледностью.
— Господи! — прохрипел он.
Он шатаясь вернулся к креслу, упал в него и закрыл лицо руками. Плечи его содрогнулись, словно он плакал. Прошло несколько минут, прежде чем он отнял руки от лица, и в эти минуты Филипп, низко наклонившись к нему, рассказал все, что случилось в хижине в Вескуско. Он не сказал только, что именно он обезоружил часового и освободил Торпа и его жену.
Наконец Мак-Грегор поднял голову.
— Филипп, — сказал он, сжимая руку молодого человека обеими руками, — когда она была еще крохотной девочкой, а я здоровенным девятнадцатилетним верзилой, я любил ее, она единственная женщина, которую я когда-либо любил. Понимаете? Я почти гожусь ей в отцы. Она никогда не была предназначена мне. Но такие вещи случаются иногда. И когда она пришла ко мне с мольбой о пощаде, я чуть было не сдался. Потому-то я и избрал вас, предостерегал…
Он замолк. Рыданья рвались из его груди.
— И в конце концов вы сдались, — сказал Филипп.
Инспектор в течение секунды смотрел на него, потом заговорил:
— Это было десять лет назад, в тот день, когда ей исполнилось семнадцать лет. Я тогда подарил ей маленький альбом в серебряном переплете и на его первой странице написал те самые слова, которые спасли ее и ее мужа. Вы понимаете теперь, Филипп. Это была ее последняя ставка, и она выиграла ее.
Он слабо улыбнулся и вновь уронил голову на стол.
— Вы не одиноки в ваших горестях, Феликс Мак-Грегор, — мягко сказал Филипп. — Вы тогда спросили меня, могу ли я противостоять чарам женской красоты. Да, могу, потому что одна-единственная женщина заполнила мою душу, женщина, которая не принадлежит мне и никогда не будет моей — неугасимая любовь сжигает меня, любовь, о которой никто не должен знать. Вот почему я недоступен чарам женской красоты. И никогда, никогда, Мак-Грегор, я не спрошу, где она и что с ней, с этой женщиной, женой Торпа.
