— Марион, — позвал он нежно, все еще надеясь. Но ответа не последовало.
Он пересек переднюю, толкнул дверь и вошел. Перед зеркалом горела свеча. Комната была так же пуста, как и все остальные, но в порядке и с застланной кроватью. На полу, рядом с постелью, стояла пара туфель, и когда Натаниэль увидел их, сердце его радостно забилось. В сильном волнении он поднял одну из туфель. Это были туфли Марион, запачканные грязью и разорванные. Те самые, которые он видел на ней в лесу… Нат внимательно осмотрел комнату. На столике перед зеркалом лежала лента, которая связывала тогда ее волосы. Он вернулся в большую комнату и громко звал ее опять и опять… Машинально подошел к пятой и последней двери, От порыва ветра, когда он открывал ее, свечка потухла, и он остановился, чтобы зажечь ее опять. Пока он искал в карманах спички, он услыхал звук, который приковал его к месту. Это было рыдание женщины, но оно тотчас же умолкло. Стараясь не произвести никакого шума, он зажег свечу.
В эту переднюю выходили две двери, но из какой донеслось рыдание, он не успел уловить и остановился около двери налево. Его опасение, страх и надежды достигли крайней степени, когда он наконец открыл ее. Но комната была пуста. Беспорядок указывал, что и отсюда бежали поспешно. Он бросился к другой двери. Его сердце перестало почти биться, когда он нажал ручку…
На коленях рядом с кроватью он увидел женщину. Женщина повернулась к нему и при тусклом свете он узнал прекрасное лицо, которое уже видел вчера. Это была та самая женщина, которая положила свою ласковую руку на голову Марион, когда он смотрел через окно. Она взглянула на капитана Плюма без всякого испуга. Но что-то другое, более страшное, блеснуло в ее глазах, когда она встала и остановилась перед ним. На ее лице лежал отпечаток большого горя, и красиво очерченный рот дрожал. Волнение было в ее протянутых руках, в ее порывистом дыхании.
— Простите меня, — сказал Натаниэль. — Я пришел за Марион.
Он чувствовал, что не имеет оснований лгать этой женщине.
— Мне нужно видеть Марион, — повторил он.
Женщина постаралась побороть свое волнение.
— Марион здесь нет, — ответила она.
Теперь взгляд ее смягчился, ее низкий грудной голос усилием воли был так же спокоен, как и тогда, когда он впервые разговаривал с ней. Она уловила впечатление, которое произвели на Натаниэля ее слова, и почувствовала к нему жалость. Она протянула руку к бледному растерянному Натаниэлю.
