Мы обменялись рукопожатиями, и я пригласил ее в свой кабинет.
– Заходите и устраивайтесь поудобнее.
Она огляделась и принюхалась. В комнате все еще стоял запах, каким, наверное, пропитан только фартук бармена.
– Прошу прощения, у меня тут случилась одна неприятность.
Я распахнул окно, а когда обернулся, увидел, что она стоит рядом.
– Впечатляющее зрелище.
– Да, вид отсюда неплохой.
– Берлин, Александрплац. Вы читали роман Дёблина?
– У меня почти нет времени для чтения. Да к тому же сейчас и не выходит почти ничего стоящего.
– Это запрещенная книга, – заметила она. – Но, поскольку сейчас она снова появилась в магазинах, советую вам ее прочитать.
– Я вас не понимаю, – сказал я.
– А вы не обратили внимания? В магазинах продаются книги, которые совсем недавно запрещали. По случаю Олимпийских игр. Чтобы туристы считали, что никаких репрессий, о которых у них там пишут, здесь нет. Конечно, все это исчезнет сразу же, как только Олимпиада закончится, но прочитать их следует хотя бы потому, что они запрещены.
– Спасибо за совет, буду это иметь в виду.
– У вас есть сигареты?
Щелчком я открыл серебряную коробку, стоявшую на столе, и, придерживая за крышку, протянул ей.
Она взяла сигарету и прикурила от моей спички.
– Однажды в кафе на Курфюрстендам я по рассеянности закурила сигарету, и тут же подошел один человек из тех, что любят совать нос не в свои дела, и напомнил мне о долге немецкой женщины, обязанностях жены и матери. Старый козел, подумала я. Мне тридцать девять, я уже не в том возрасте, чтобы множить ряды вашей партии таким образом. Я отношусь к типу женщин, который они именуют «генетическим браком».
Она присела на кресло и положила ногу на ногу.
Все мне в ней нравилось, за исключением кафе, в которых она бывала.
– Получается, что женщина, которая пользуется косметикой, не может нигде появиться, не рискуя тем, что ее обзовут шлюхой.
– Знаете, вы что-то не похожи на женщину, которую очень уж трогает то, что кто-то где-то о ней скажет. Что касается меня самого, то я предпочитаю, чтобы женщина была похожа на женщину, а не на гессенскую доярку.
– Благодарю вас, господин Гюнтер. Это так мило с вашей стороны.
– Мюллер говорил мне, что как репортер вы занимались профсоюзным движением.
– Да-да. Я осталась без работы во время национал-социалистической кампании за освобождение производства от женщин. Оригинальный способ решения проблемы безработицы, не правда ли? Всего лишь во всеуслышание объявить, что рабочее место женщины – ее дом, ее семья. А если у нее нет мужа, то лучше всего обзавестись таковым. И все дела. Простота пугающая.
