Прошло четверть часа, прежде чем я услышал скрип двери служебного входа. Если это Манштейн, мне придется бежать. На пол гаража упал квадрат света, и из двери вышла уборщица.
Я крикнул ей:
– Не закрывайте дверь! – Выключил фары и захлопнул дверцу автомобиля. – Я забыл одну вещь в кабинете. Хорошо, что вы пришли, а то я уже собирался идти через главный вход.
Она стояла у двери молча, а когда я приблизился, отступила в сторону и попросила подбросить ее к дому.
– Мне плестись пешком до самой Ноллендорфплац, а машины у меня нет.
Я робко улыбнулся, как, наверное, улыбается этот идиот Манштейн, и стал что-то невнятно бормотать по поводу оставленного в кабинете ключа. Уборщица немного помедлила, а затем распахнула дверь, которая тут же и захлопнулась за мной с громким щелчком.
Две двойные двери с окошечками вели в длинный, ярко освещенный коридор, по стенам которого стояло множество картонных коробок. В дальнем конце коридора был лифт, но идти туда не следовало – там меня мог увидеть охранник. Поэтому я сел на ступеньку, снял ботинки и носки, а затем надел их, но в обратном порядке – сначала ботинки, а поверх ботинок – носки. Это был старый трюк, которым часто пользовались взломщики, таким образом заглушая звук шагов.
Я поднимался по лестнице и, добравшись до девятого этажа, почувствовал, как бешено колотится сердце – все-таки я привык пользоваться лифтом, а кроме того, мне приходилось сдерживать дыхание. На последней ступеньке я немного задержался, прислушался – глухая тишина. Я высветил фонариком оба конца коридора и, не обнаружив ничего подозрительного, направился к двери, которая вела в контору Ешоннека. Встав на колени, я проверил сигнализацию – нет ли там у двери каких-нибудь проводков, но ничего не нашел. Тогда я попробовал ключи: сначала один, потом другой. Второй, кажется, подходил. Для верности я подпилил острые углы маленькой пилочкой и снова вставил ключ в замок – на этот раз дверь открылась. Я вошел в приемную, а дверь за собой запер на случай, если охранник пойдет в очередной обход. Фонарик высветил стол секретаря, фотографии на стенах и дверь в кабинет Ешоннека. Второй ключ сразу же открыл замок, и я мысленно воздал должное своему слесарю. Я подошел к окну. На той стороне улицы, как раз напротив, находился «Пшорр-Хаус», и отсвет неоновой рекламы на его крыше проникал внутрь кабинета Ешоннека, так что фонарик был уже ни к чему.
Я сел за стол и стал рыться в ящиках, не представляя, где и что искать. Ящики не были заперты, но ничего такого, что могло бы меня заинтересовать, не попадалось, пока я не наткнулся на записную книжку в красном кожаном переплете. Сначала я обрадовался, но, просмотрев ее всю от начала до конца, нашел только одно знакомое мне имя – Германа Геринга, да и то там было написано «Герхард фон Грайс, для передачи Герману Герингу». Рядом был указан адрес фон Грайса, который жил на Дерфлингерштрассе. Я вспомнил владельца ломбарда Вайцмана, который говорил о том, что у Толстого Германа
