В новой Германии процветают три вида деятельности: полицейский сыск, сооружение скоростных автомагистралей и массовые доносы – поэтому жизнь в Алексе никогда не замирает. Даже сейчас, когда большинство общественных учреждений уже заканчивали работу, двери Алекса непрерывно хлопали. Особенное оживление наблюдалось у четвертого подъезда, где было паспортное управление. Оттуда, несмотря на поздний час, выходили берлинцы – по преимуществу еврейской национальности, – отстоявшие целый день в очереди за выездной визой. Их лица сияли от счастья или, наоборот, были замкнуты, погружены в печаль – в зависимости от того, удалось им получить визу или нет.
Я прошел до Александрштрассе мимо подъезда номер три, возле которого двое полицейских из дорожной полиции, прозванные «белыми мышами» за свои короткие, светлого цвета мундиры, хорошо заметные издали, слезали с пропыленных мотоциклов «БМВ». Мимо меня в сторону моста Янновиц, включив на полную мощность сирену, пронесся полицейский фургон «Зеленая Минна». Не обращая никакого внимания на вой сирены, «белые мыши» важно прошествовали в здание, направляясь к начальству с отчетом.
Я прошел в полицейское управление через подъезд номер два. Я выбрал именно этот вход, потому что здесь было больше всего шансов остаться незамеченным. А если кто-нибудь и остановил бы меня, я бы сказал, что иду в комнату 32-а, где располагалось бюро находок. На самом же деле моей целью был полицейский морг.
Сначала я с безразличным видом прошел по коридору, потом спустился в подвал и, миновав небольшую столовую, оказался у пожарного выхода. Открыл засов, очутился на широком, мощенном булыжником внутреннем дворе, где стояли полицейские автомобили. Какой-то человек в резиновых сапогах мыл машину и не обратил на меня никакого внимания, так что я беспрепятственно пересек двор и нырнул в коридор, который вел в котельную. Тут пришлось на мгновение задержаться, чтобы понять, куда двигаться дальше. Я проработал в Алексе десять лет и хорошо помнил его углы и закоулки. Боялся я другого – встретить кого-нибудь из знакомых. Я миновал котельную, открыл единственную дверь, ведущую наружу, и спустился по маленькой лестнице в коридор, упиравшийся в дверь морга.
Когда я вошел в служебный кабинет при морге, в нос мне сразу же ударило чем-то кислым, напоминавшим запах влажного теплого мяса домашней птицы. В сочетании с формальдегидом образовалась такая жуткая смесь, что меня чуть не вырвало в ту же минуту. В кабинете стояли два стула и стол, и для случайного посетителя не было никакого намека на то, что находилось там, за двойными стеклянными дверями. Только запах и надпись на дверях «Морг. Вход воспрещен» свидетельствовали о том, что здесь обитель смерти. Я с треском распахнул двери и заглянул внутрь.
