Собственно, за безыскусный народный юмор и простоту нравов я и люблю свою работу.
* * *
Ночью, где-то между одиннадцатью и половиной двенадцатого, раздался громкий стук. Стучали в дверь. Я не брал ни капли спиртного в рот, но после того глубокого сна, в который я погрузился, вернувшись домой, чувствовал себя, как пьяный. Неуверенной походкой я вышел в коридор, но, вспомнив о том, что не так давно на полу моей прихожей лежало тело Вальтера Кольба, окончательно проснулся и пошел за пистолетом. В дверь снова постучали, на этот раз еще громче и еще настойчивей, а затем я услышал знакомый голос:
– Эй, Гюнтер, это я, Ринакер. Давай открывай, нам надо с тобой потолковать кое о чем.
– Это хорошо, но у меня до сих пор все болит после нашей последней беседы.
– Да ты что, до сих пор обижаешься?
– Я-то уже все забыл и простил, но вот моя шея считает тебя persona non grata[25]. Особенно в такое время суток.
– Слушай, Гюнтер, надо забывать обиды, когда речь идет о важном деле. Тем более что оно пахнет большими деньгами. – Последовала долгая пауза, а когда Ринакер вновь заговорил, в его басе звучало уже нескрываемое раздражение. – Ну давай, Гюнтер, открывай скорее. Что тебя так пугает? Если бы я пришел арестовать тебя, то давно бы уже выбил эту дверь ко всем чертям.
Я решил, что в этом была своя логика, и открыл дверь, из-за которой возникла его мощная фигура. Он холодно посмотрел на пистолет в моей руке и мотнул головой, таким образом, видимо, признавая мое преимущество в этот момент.
– Так ты меня не ждал! – сказал он сухо и утвердительно.
– Ну почему же? Я все время поглядывал на часы, Ринакер, и успокоился, только когда твои кости застучали по ступенькам.
Он разразился громовым хохотом, табаком от него разило невыносимо.
– Ты вот что, одевайся, поедем кататься. А свою игрушку лучше всего оставь дома.
– А в чем дело?
Я стоял в нерешительности.
– Ты что, мне не доверяешь?
Он осклабился, увидев мое замешательство.
– С чего это ты взял? Симпатичный молодой человек из Гестапо стучится в мою дверь в полночь и спрашивает: не желаю ли я прокатиться на его блестящей черной машине? Естественно, у меня от счастья подкашиваются ноги, когда я узнаю, что для нас заказан лучший столик у Хоршера.
– Тебя хочет видеть одна очень важная персона! – заорал он. – Очень важная!
– А, понимаю, понимаю. Меня, наверное, включили в национальную сборную по метанию дерьма, да?
Ринакер побагровел, тяжело задышал, так что ноздри его раздувались и опускались, как две грелки, из которых выливают воду, – он уже терял терпение.
