Они танцевали, прижавшись, так тесно обнимаясь еще и потому, что Коплан намеревался воспользоваться ею как щитом, если возникнет опасность.
Неожиданно он сделал странное открытие: среди посетителей он заметил троих мужчин, сидевших довольно далеко друг от друга, хотя они имели общую особенность.
Первый — европеец с острым носом, на котором сидели очки, — своим праздничным видом показывал, что редко бывает в подобных заведениях. Второй — пуэрториканец, смутно напоминал Кристо Валиенте: то же хрупкое сложение, та же неизменная гримаса на лице. Что касается третьего, красавчика, одетого с излишней элегантностью, то он смотрел скучающим взглядом на латиноамериканский оркестр.
Странная вещь: все трое были глухими… Только наметанный взгляд Коплана мог заметить эту деталь, потому что мембрана слухового аппарата была засунута глубоко в ухо, а провод, спускавшийся под лацканом пиджака, был практически незаметен.
Трое глухих в одном ресторанчике — это слишком. А когда каждый из них, не скрывая скуки, сидит перед бутылкой шампанского в одиночестве в течение двух часов, это становится подозрительным. Затерявшиеся в толпе посетителей, они вполне могли остаться незамеченными. Но чувства Коплана были обострены, поскольку он знал, что над ним висит дамоклов меч.
Не выражая ничего, кроме нежной пылкости, он еще крепче обнял полное неги тело Моник. В некоторых обстоятельствах он имел ценное качество смотреть не туда, куда, казалось, были направлены его глаза…
Прижавшись к нему, Моник — воплощенное сладострастие — повисла у него на руках. Она испытывала тайную радость при мысли о Рикардо, следившем за ней с мрачной яростью. Ее движения были воплощением плотского зова.
— Не особо усердствуй, — шепнул ей на ухо Коплан. — Я ведь не деревянный.
— Да? А я думала, что это именно так, — возразила она, еще сильнее прижимаясь к нему.
Но музыка замолкла, и они вернулись за свой столик, выпили шампанского, чтобы утолить жажду. Моник взглянула на часы.
— Половина первого! — воскликнула она. — Ты не думаешь, что нам лучше вернуться?
Огонек, горевший в ее глазах, превращал простое предложение в обещание любовных радостей.
— Я только этого и жду, — уверил он.
Он поискал глазами метрдотеля, пока Моник вставляла в свой мундштук последнюю сигарету.
Коплан заметил, что один из глухих оплатил свой счет и собирается уходить. Это был самый маленький из троих, тот, который напоминал Кристо Валиенте. Коплан увидел, как он встал и направился к занавесу, закрывавшему вход.
