— Да, — бойко вставила Эльфрида, — день ото дня война становится все ожесточеннее. — Она расстелила на письменном столе салфетку и принесла кофе. — Лучше я сразу поставлю на стол всю бутылку.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил насторожившийся Катер. Слишком услужливое предложение Эльфриды вызвало у него опасения. — Произошло еще какое-нибудь свинство?
— В известном смысле — тройное, — чистосердечно ответила Эльфрида, расставляя рюмки. При этом она лучезарно улыбалась обер-лейтенанту.
Капитан сделал вид, что он и этого не заметил. Кресло под ним заскрипело. Он вдохнул прокуренный воздух, смешанный с запахом затхлой воды, хозяйственного мыла и трухлявых досок. Обеспокоенно подтянул живот и сложил на нем свои толстые пальцы. Только потом устало, нехотя взглянул на Эльфриду Радемахер, свою достойную всяческих похвал, широко используемую им машинистку.
На Эльфриду Радемахер и в самом деле приятно было посмотреть. Она была немного полновата, и платье туго обтягивало ее округлые формы. От нее исходил сочный деревенский дух, напоминавший о просторных полях, шуме леса или запахе сена — о вещах, которые капитан Катер не слишком-то ценил, потому что легко простужался. К сожалению, он был уже не первой молодости, и это вынуждало его иногда быть прямо-таки благонравным.
— Говорите открыто, фрейлейн Радемахер, — сказал он, закуривая гаванскую сигару изысканно мягкого сорта. — Вы же знаете, я все могу понять.
— Это как раз то, что потребуется в данном случае, — предупредила Эльфрида и снова подмигнула Крафту, быстро скользнув языком по губам.
— Ну, фрейлейн Радемахер, — нетерпеливо сказал капитан Катер, — говорите же.
И она сказала совершенно спокойно, словно речь шла о самом обыденном деле:
— Изнасилование — этой ночью.
Капитан Катер вздрогнул. Даже обер-лейтенант Крафт наклонился вперед, хотя давно взял себе за правило не удивляться ничему и твердо держаться на своих крепких, слегка кривоватых ногах, что бы там ни преподносила война, ведущаяся великой Германией.
— Позор! — воскликнул капитан Катер. — Просто стыд, как ведут себя эти фенрихи!
— Это был не фенрих, — дружески поправила его Эльфрида Радемахер.
— Неужели кто-нибудь из моей роты? — забеспокоился капитан.
Фенрихи в роли насильников были бы для него более приемлемыми, ибо они не находились в его подчинении; хотя, быть может, в деле была замешана пострадавшая, а ему были непосредственно подчинены все гражданские служащие.
Но если в деле замешан кто-либо из его роты — это просто катастрофа! Это грозило Катеру полным крушением; после всего того, что произошло на кладбище, его могли, чего доброго, направить на фронт.
