Сказки сельвы. Анаконда | страница 43

Наступила длинная, бесконечная ночь, которую обе провели, забившись в самый дальний угол, потому что разразилась сильная гроза и вода рекой текла в яму. Было очень холодно и темно, хоть глаз выколи. Змея то и дело чувствовала желание броситься на пчелу, и та каждый раз, как это замечала, думала, что теперь-то уж ей конец пришел.

Никогда в жизни не думала пчелка, что ночь может быть такой холодной, такой длинной, такой страшной. С тоской вспоминала она о своей былой жизни, о том, как сладко спалось ей в теплом улье, и тихонько плакала.

Когда наступил день и выглянуло солнышко, пчелка вылетела из ямы и снова залилась слезами, подлетев к своему улью, где так усердно трудились все ее родичи.

Пчелы-сторожа, не говоря ни слова, пропустили ее, потому что поняли, что она возвратилась уже не гулякой и бездельницей, но мудрой пчелой, за одну ночь получившей суровый урок жизни.

Так оно и было. После этой ночи никто из улья не собирал столько пыльцы с цветов и не вырабатывал столько меда.

А когда наступила осень, а с ней и конец её жизни, наша пчелка выбрала свободную минутку, чтоб перед смертью сделать последнее наставление молодым, окружавшим ее:

— Не столько наш ум, сколько наш труд делают нас сильными. Мне один раз понадобился весь мой ум — когда была в опасности моя жизнь. Но мне не пришлось бы тогда так напрягать его, если бы я трудилась, как все. Я уставала не меньше, летая целый день без дела, чем если б работала. Мне тогда не хватало сознания своего долга, и я приобрела его в ту памятную ночь.

Трудитесь, подруги, думая о том, что цель, к какой стремятся наши усилия, — счастье всех — превыше усталости каждого в отдельности. Люди называют это устремление Идеалом, и они правы. Не должно быть иной философии ни в жизни человека, ни в жизни пчелы.

Десять вечера; душно и жарко. Пасмурный воздух висит над сель-вой — ни дуновенья. Угольное небо прогрохочет время от времени, надтреснутое молнией от края и до края горизонта — но свистящий ливень Юга еще не близок.

По заросшей тропе, в белоцветье испанского дрока, движется Копье-головая, лениво и медленно, как все Гадюковые. Это красавица змея, длиной в полтора метра, и черные зубцы на ее боках уложены аккуратно, пилочкой, — чешуя в чешую. Она продвигается, осторожно ощупывая землю перед собою языком, который всем ее родичам служит не хуже, чем нам пальцы. Она охотится…

Приблизясь к месту, где одна тропа встречается с другой, она задержалась, долго и старательно сворачивая свое тело, еще минутку подвигалась, приноравливаясь, и, опустив голову на свои кольца, прижалась к ним подбородком и стала ждать.