– Всегда были легки на подъем, – защищались самые беспечные.
– Идиоты! – гремели им в ответ защитники оседлого образа жизни. – Святотатцы!
– Всего лишь путешественники.
– Дураки! Дураки!
Из семейной истории явствовало, что они – кочевники. Разрозненные данные говорили о том, что это было мускулистое племя непосед и упрямых бродяг, которые шли и шли на запад. Костистые и поджарые, с того самого дня, когда первый тощий Стампер сошел с парохода на восточный берег континента, они неустанно, словно в трансе, двигались вперед. Поколение за поколением, волнами катились они к западу через дебри юной Америки: они не были пионерами, трудящимися во имя Господа на языческой земле, они не были первопроходцами растущей нации (хотя, бывало, они и покупали фермы у отчаявшихся пионеров и табуны у разочарованных мечтателей, спешивших вернуться к солнечному Миссури), они так и остались кланом поджарых людей, которых гвоздь в заднице и собственная глупость гнали вперед и вперед. Они верили, что за каждой следующей горой трава зеленее, а тсуги дальше по тропе прямее и выше.
– Честное слово, дойдем до конца тропы и успокоимся. Тогда можно будет и пожить.
– Ну! У нас еще будет масса времени…
Но раз за разом, как только отец семейства срубал все близстоящие деревья и выкорчевывал пни, а его жена наконец покрывала весь дощатый пол льняными дорожками, о чем она так мечтала, к окну подходил какой-нибудь семнадцатилетний юнец с писклявым голосом и, задумчиво почесывая свой тощий живот, произносил следующее:
– А знаете… мы могли бы жить на участке и получше, чем этот.
– Получше? И это после того, как нам только-только удалось зацепиться здесь?
– Думаю, да.
– Ну, ты можешь выбирать себе все что угодно – хотя не думаю, что тебе это удастся, – но мы с отцом… мы никуда отсюда не пойдем!
– Как угодно.
– Нет, сэр, мистер Пчелиный Рой в Штанах! У нас с отцом дорога закончена.
– Вы с отцом можете поступать как угодно, а я ухожу.
– Подожди, малыш…
– Эд!
– Женщина, мы разговариваем с мальчиком!
– О, Эд!..
На месте оставались лишь те, кто был болен или слишком стар, чтобы идти дальше. Слишком болен, слишком стар или слишком мертв. Все остальные снимались с места и шли дальше. Пропахшие табаком письма, хранящиеся на чердаках в конфетных коробках сердечком, повествуют об увлекательных подробностях этого Исхода:
«…и воздух здесь действительно очень хороший»;
«…ребята прекрасно обходятся без школы, – как вы сами понимаете, мы теперь далековато от цивилизации»;
