День Шестой | страница 37
Еще один, широкоплечий, прошелся вокруг, осматривая место, подобрал что-то и повернулся ко мне:
- Это кто у нас холодным оружием разбрасывается?
В руках у него был мой нож, серебристая рыбка.
- Это мой. - Я сделал пару приседаний, разминая ноги.
Он с интересом посмотрел на меня, качнул нож в пальцах, пробуя баланс, и уважительно хмыкнул.
- Хороший инструмент.
Я протянул ему ножны:
- Возьми.
Он немного поколебался.
- Просто так не могу. Давай меняться. - он снял с пояса свой, достал из ножен, чтоб я видел, что обмен равноценный. Есть определенный ритуал при обмене оружием, мужики уважительно относятся к таким вещам.
Я кивнул и взял его нож. Спасатели, хлопотавшие вокруг Татьяны, уже погрузили ее на носилки. Один что-то тихо говорил ей, она вяло кивала в ответ.
Можно было двигаться в путь.
- А с этим что? - бородатый мужик показал на лохмотья "Релакса", который успели сдернуть с деревьев.
- А ничего. Хотя... - Я подошел к тому, что осталось от крыла, достал подаренный нож и, отхватив кусок хрустящей желтой ткани, протянул ему:- На память.
Взять подвеску мне не дали.
- Иди, иди, тебе сегодня и так досталось. - Двое взяли носилки с Татьяной, один - ее подвеску, один - мою. - По дороге расскажешь, как ты ее снимал.
- Мужики, мне бы еще свое крыло захватить.
- Пошли.
"Консул" лежал в сугробе. Попросив у него прощенья за хамское отношение, я хотел затолкать его в рюкзак комом, но ребята шустро расстелили его и помогли "слистать"*, посмеиваясь: "Ваших тут столько на деревьях развешивается, что мы парапланы лучше вас складываем".
Топая за ними, я сосредоточился только на том, чтобы не отставать. Они шли по горам, как по асфальту, при этом перебрасываясь шуточками. Юмор был тот еще; у людей, много повидавших, вырабатывается характерное отношение к жизни.
Когда мы вышли к стоявшему на дороге "уазику", я уже был почти готов бросить курить. Они сноровисто погрузились, мне досталось откидное сиденье возле двери. Прикрыв глаза, я смотрел, как спасатель, несший носилки, разрезал рукав Татьяниного комбинезона и, что-то ласково приговаривая, поставил ей капельницу. Только теперь я увидел, что у него совсем седые виски.
Татьяна смотрела на меня. Я закрыл глаза, чтобы не встречаться с ней взглядом. Сцена из бульварного романа - благородный рыцарь и спасенная принцесса. тоже мне...
В поселок мы вернулись, когда уже смеркалось. Народ у подъемника не расходился, ожидая чего-то. "Уазик", скрипнув тормозами, остановился, толпа сгрудилась вокруг машины; пилоты, лыжники, подгулявшие отдыхающие- казалось, все были здесь, не хватало только репортеров с камерами. Болезненное любопытство посторонних и без того мешает жить, а в такие моменты становится просто невыносимым. Я распахнул дверь, взвалил не плечо рюкзак с парапланом (плечо, однако, болело) и рявкнул: