Подходя к потоку, я увидел, что парапланов здесь не два, а три - выше меня метров на двести крутился "Вояджер" Ильи Чижика, понизу набирал высоту Никита, а почти на самом склоне "умирало" чье-то желтенькое крыло... Ба, да это Татьянин "Релакс"! Видимо, она пошла за Ильей, но недостаток опыта сыграл плохую шутку, высоты у нее было совсем мало.
"Консул" шевельнулся, пискнул вариометр. Поток, кажется, был широким и уверенным, когда я довернул направо к ядру, приборчик показывал плюс два с половиной. Дела шли на лад - "Консул" описывал круги по часовой стрелке, каждый виток давал нам двадцать-двадцать пять метров высоты. Илья был уже высоко - видно, наверху поток был веселее. Я поглядывал по сторонам, особенно обращая внимание на тех, кто внизу. Никита был в наборе, метрах в восьмидесяти ниже меня, за него беспокоиться я не собирался. Гораздо хуже обстояли дела у Татьяны - она крутила из стороны в сторону, пытаясь отыскать поток. Внизу он был совсем слабым, да и искала она его прямо под нами, не учитывая снос по ветру. У нее оставалось совсем мало высоты, нужно было бросать все и не поток искать, а место для посадки. Склон щетинился старыми елями вперемешку с какими-то корягами, по ущелью, как водится, прыгал с камня на камень ручеек с ледяной водой, лишь метрах в трехстах ниже виднелась какая-то проплешина. Татьяне нужно было немедленно уходить туда, ждать было нечего. Я проводил взглядом ее крыло, пока оно не ушло мне за спину, и, к ужасу своему, начиная новый виток, увидел его мечущимся из стороны в сторону на том же самом месте. Теперь ей оставалось только садиться в лес, ни одной попытки найти площадку для посадки она не сделала. Боже, девочка, кто был твоим инструктором?
Мне было видно сверху, как она несется над елями, уже цепляя подвеской за вершины, потом за ветки между вершин - словно опускалась все глубже в темно-зеленый океан... Потом движение прекратилось, желтенький "Релакс" несколько раз дернулся и бессильно обвис левой консолью на деревьях.
Я сделал еще виток. Крыло внизу оставалось неподвижным, мне очень не нравилось, как оно висело.
Остро отточенные когти прошлись по сердцу, стало больно.
Выпустив левую клеванту, я взялся за рацию и, поколебавшись, позвал:
- Мельникова, Белому ответь. Как дела?
Молчание. Только ветер посвистывал в стропах.
- Мельникова, Белому ответь.
Тишина. Потом - секундный шорох в эфире, словно кто-то нажал и отпустил тангенту, не говоря ни слова.
