- Это тебе не для того, чтобы смотреть, который час, а для важности, - сказала она племяннику своему и зятю. - Береги часы, у них своя длинная и таинственная история. Вернешься - напомни, расскажу.
Эдгар По занимал на пароходе каюту № 13. Это число ему не нравилось. Несколько раз в пути он пробовал поменяться каютами, но безрезультатно. В конце концов каюту № 13 поделил с Эдгаром молодой француз: он был принят на борт в Дувре, у него было много денег, и он не обращал внимания на то, что каюта, скажите, пожалуйста, имеет какой-то номер...
С приближением к Балтике волна пошла круче и выше, француз бледнел и чаще и дольше. Он спрашивал Эдгара на очень плохом английском языке:
- А что, сэр, наш пароход может перевернуться?
- Может, мосье, - отвечал Эдгар на безукоризненно чистом французском языке, - но не перевернется. Он подобен поплавку на удочке, с помощью которой вы ловите рыбу.
- О, господи, вы еще в состоянии сравнивать, острить и шутить! - со стоном произносил француз, припадая губами к лимону, стараясь откусить и проглотить кусочек. - Вы стойкий человек, сэр. Любуюсь вами!
- Сделайте одолжение, сколько угодно, - отзывался Эдгар, спокойно скрещивая на животе пальцы рук и позевывая: на него опять напала хандра, хотелось помучиться самому и помучить ближнего. - Не угодно ли, мосье, философского разговора? Он, полагаю, не в состоянии утишить волнения на море, но он наверное отвлечет вас от мыслей о том, что мы на борту парохода, носящего имя человека, который изобрел именно пароход, а не что-либо иное.
- Спрашивайте, ох, говорите, черт возьми всех тех, кто надоумил меня, ох, садиться на эту посудину... Вы храбрый человек, сэр. Я навсегда запомню ваш взгляд и оеанку, сэр!
- Скажите, - Эдгар привстал и скрестил на груди руки, скажите, мосье, вам не приходило в голову, что мы подобны вот этому нашему пароходу в житейском море? И что нас так же носит по волнам, и чувства наши, пассажиры различных склонностей и мужества, пытают нас со дня рождения до смерти, и приходило ли вам когда-нибудь в голову, что...
- Нет, сэр, никогда. Актер по профессии, я никогда не думал о собственной смерти - только о кончине того, кто должен умереть в конце пятого акта, чаще всего именно в конце пятого акта, сэр. Но я играю только в водевилях, сэр. В трагедии я только замещаю тех, кто не в состоянии играть в водевиле не в состоянии потому, что или неопытен, или слабо одарен, Иногда я замещаю и тех, кто вдруг заболел или умер. Но такое случается весьма редко...
