По заведенному издавна обычаю на борту судна отслужили молебствие, помянув в молитвах погибшего в пути француза. В полном мраке вошли в Неву.
Желтые пятнышки огней помигивали справа и слева" Эдгар на полминуты вдруг чего-то испугался. Он спросил себя: "Чего я боюсь? Что это вдруг со мною?".
И ничего не мог ответить. Огоньки приближались. Это не были огни, как во всех других городах, - это были именно огоньки - подслеповатые, хилые, похожие на несчастные человеческие глаза. А вместе с огоньками приближались звуки неизвестного Эдгару инструмента (матрос сказал, что это так называемая русская гармонь) и темные, налитые печалью голоса, распевающий тягучую, чем-то похожую на молитву, песню.
- Прибываем с опозданием на сорок семь часов, - сказал капитан.
Эдгар надел непромокаемый плащ, накрыл капюшоном голову, хватился вдруг своего саквояжа, стал даже его искать, но, вспомнив о потере, затосковал и ощутил нечто близкое к физической боли: заныли виски, и, как в таких случаях всегда бывает, Эдгар прошептал, твердо веря в избавление от скорби:
- Виргиния!.. Ты видишь, я в чужом краю... Помоги мне, не покинь среди чужих людей... Виргиния, ангел мой!..
Матросы - далеко не все, а только часть команды - получили разрешение сойти на берег до семи утра. Эдгар заявил, что -и он с ними. Его не поняли, - как это и он с ними? Разве у него нет здесь дома, квартиры, друга, приятельницы, любовницы, наконец!
- Мы идем в одно веселое заведение, - сказали матросы, такое веселое, что обратно на борт корабля не пойдем, а поползем, и то с помощью товарищей с какой-нибудь соседней посудины.
- На якоре "Русалка", - заметил кто-то из матросов. - Узнаю ее и в профиль и в фас.
- Рядом с нею "Нептун" из Глазго, - добавил помощник капитана, ему особенно хотелось поскорее сойти на берег, у него в Санкт-Петербурге были весьма близкие друзья. - Мистер По, - обратился он к Эдгару, - золотые вещи и крупные деньги советую оставить на борту: время ночное, как-никак...
- Положимся на волю господа и его слугу-озорника по имени Случай, - ответствовал Эдгар, туже стягивая резиновые тесемки капюшона на шее. - С нами бог, - совершенно серьезно сказал он, сходя по узкому трапу на берег.
- И тридцать два апостола, - не очень-то смело добавили матросы: только на суше позволяли они эту шутку, на борту, в море даже подумать было страшно о том, чтобы каноническую дюжину апостолов увеличивать на двадцать человек.
