Ого — не иначе как Люси специально подстрекает его.
И вот уже Том повышает голос, защищаясь:
— Мы выезжали… Ты только и знаешь, что жаловаться… Сама бы хоть раз постаралась…
Крак!
Дерьмо. Вот дерьмо! На ветку наступила.
Первый мой порыв — дать деру. Но уже поздно — две головы возникают над оградой: густо-розовое, расстроенное лицо Тома и напряженная от злости физиономия Люси.
— О, привет! — восклицаю я как можно беззаботнее и тоже повисаю над изгородью. — Как у вас дела? А я тут… прогуливаюсь… И вот, обронила… платок…
— Платок? — Люси подозрительно оглядывает землю. — Что-то я не вижу никакого платка.
— Ну… да… гм. Так как… супружеская жизнь?
— Чудно, — цедит Люси. — Кстати, мои поздравления.
— Спасибо.
Во время неловкой паузы я окидываю взглядом наряд Люси: черный верх (воротник поло, скорее всего, «Маркс и Спенсер»), брюки (похоже, «Эрл Джине» — надо признать, круто) и сапоги (высокие, отороченные кружевами, явно «Расселл и Бромли»).
Это моя привычка — разглядывать на людях шмотки и мысленно расписывать, что и откуда, как на страничках моды в журналах. Я-то думала, что единственная этим занимаюсь. Но потом переехала в Нью-Йорк — а там, оказывается, все так поступают. Национальный вид спорта, честное слово. Когда встречаешь кого-нибудь в первый раз, будь то богатая дама из общества или швейцар, тебя с ног до головы окидывают быстрым — в три секунды — оценивающим взглядом. Ты видишь, как с точностью до доллара подсчитывают стоимость твоей одежды, прежде чем тебе скажут «здравствуйте». Я называю эту процедуру «обзор по-манхэттенски».
— Как тебе Нью-Йорк?
— Грандиозно! Здорово, правда… И работу свою я люблю… Жить там — это что-то потрясающее!
— А я вот так в Нью-Йорке и не побывал, — с завистью произносит Том. — Хотелось махнуть туда на медовый месяц.
— Том, не начинай опять, ладно? — рычит Люси.
— Может, как-нибудь нанесу вам визит, — говорит Том. — Скажем, на выходные.
— Давай! Приезжайте вдвоем… — И я смолкаю в замешательстве, когда Люси закатывает глаза и широким шагом удаляется в дом. — Словом, приято было тебя повидать, и я рада, что супружеская жизнь у тебя… Короче, жизнь у тебя супружеская…
Я тороплюсь на кухню, умирая от желания рассказать маме об услышанном, — но там никого нет.
— Эй, мам! — зову я. — Я только что видела Тома и Люси!
Мама спускается по чердачной лестнице, держа в охапке что-то большое и белое.
— Что это? — спрашиваю я, подхватывая узел.
— Сейчас покажу, — выдыхает мама. — Просто… — Ее руки дрожат, когда она расстегивает молнию на пластиковом чехле. — Просто… смотри!
