Процедура подгонки мозгового шлема слегка затянулась. Сначала необходимо было сделать форму, в течение этого процесса он должен был сидеть неподвижно несколько минут, пока она не затвердела. Он думал, что ему скажут, что его голова имеет неправильную форму, когда медсестры очень непрофессионально хихикали – потеряв немало времени снимая слепок с его головы.
– Ой, больно! – пожаловался он.
Затем на него надели обтягивающую шапочку, металлический шлем, который сидел очень плотно, и почти достигал ушей, и застегивался, вызывая ностальгические мысли – видели бы меня сейчас мои друзья-евреи! Через несколько минут шлем стал таким привычным, что он забыл о его присутствии.
Теперь он был готов к установке – процессу, который вызывал у него нечто сродни страху, но который уже половину тысячелетия был важным обрядом почти для всего человечества.
– Закрывать глаза нет необходимости, – сказал техник, который носил вычурный титул «Инженер Мозга» – почти всегда сокращаемый до «мозговика» всеми, кто к нему обращался.
– Когда начнется установка, ваш мозг усвоит всю вводимую информацию. Даже если ваши глаза будут открыты, вы ничего не заметите.
«Интересно, все так же нервничают при этой процедуре?» – спросил себя Пулл. «Может, это последний момент, когда я контролирую себя самостоятельно? Все-таки я не до конца доверяю техническим достижениям этой эпохи, хотя до сих пор они меня не подводили. Но, как говориться, всегда бывает первый раз»…
Как ему и обещали, он не почувствовал ничего, кроме легкого покалывания нано-проводков, пробивающих себе путь сквозь его череп. Все его ощущения были вполне нормальными, когда он осмотрел знакомую комнату, все находилось там, где должно было быть.
Мозговик – надев собственный шлем, присоединенный, как и шлем Пулла, к оборудованию, которое можно было запросто перепутать с портативным компьютером двадцатого века, ободряюще улыбнулся.
– Готовы? – спросил он.
Бывают времена, когда нет ничего лучше старых избитых фраз.
– Всегда готов, – ответил Пулл.
Свет начал медленно гаснуть – или так казалось. Возникла полная тишина, и даже мягкая гравитация Башни ослабила свой захват. Он был эмбрионом, покачивавшимся в бесформенном вакууме в полной темноте. Он встречал такой едва заметный ультрафиолетовый полумрак лишь однажды – когда опустился глубже разумной меры в отвесную пропасть на другой стороне Большого Рифа. Глядя в кристальную пустоту, уходящую на сотни метров вниз, он испытал такое чувство потерянности в пространстве, что на какое-то мгновение поддался панике, и чуть было не разучился плавать, прежде чем самообладание вернулось к нему. Излишне говорить, что он никогда не упоминал об этом случае, общаясь с физиками из Космического Агентства…
