— Альфред Рейнгольдыч! Вот когда ты говоришь про русскую жизнь, про русский вопрос, ты ведешь себя нестандартно. В подобных ситуациях инородцы (как мы с тобой) либо молчат, либо выступают великорусскими патриотами. Но, мне кажется, какие-то вещи про Россию можно понять, только будучи нерусским. Вот насколько важно для тебя быть немцем? Что это значит для тебя? Ты ведь родился в Восточном Казахстане, то есть в ссылке, а это — репрессии против немцев и так далее… Мне кажется, что ты как боец сформировался в тех условиях, когда тебе говорили: «А, ты немец, фашист — сейчас мы тебя будем бить!» Вот скажи, было это?
— Ну, конечно, фашистом в школе обзывали. Я в классе был один немец.
— И ты там занимался карате?
— Какое карате, меня оттуда во втором классе увезли на среднюю Волгу, в Тольятти. А там, да, я занялся дзюдо… Но могу сказать тебе, что в Восточном Казахстане национальные различия мало значили. Там мы скорее делились на детей тех, кто сидел, и детей тех, кто в охране. Там же рудники…
— Ты немецкий знаешь?
— Почти не знаю. Так, отдельные слова. У меня же мать русская, по-немецки в доме не говорили. А мои дети говорят по-немецки. Старшая ходила в немецкую гимназию, а теперь учится в Московской финансовой академии, факультет «Международные экономические отношения». Второй язык у нее английский. К младшей дочке ходит учительница…
— Ну так что же эта немецкость значит для тебя?
— Вообще быть Кохом Альфредом Рейнгольдовичем — это, как Парфенов подметил, все равно что бундестаг с бундесратом, да еще и с рейхстагом… Помнишь, тебе Фридман говорил — как еврей, он чувствует свою не избранность, но отдельность? Чувство отдельности! У меня абсолютно аналогичная ситуация. Может, поэтому мне с евреями легче, чем с русскими (задумчиво). Я попал в дурацкую ситуацию, когда меня и немцы за своего не принимают, и русские своим не считают. И вот это чувство отдельности, может быть, даже острее, чем у евреев, понимаешь. Я вообще один. Поэтому меня больше как-то тянет к людям… э-э-э… бикультурным. Вот к евреям меня тянет, которые живут в России, меня тянет к Йордану — русскому человеку с американским воспитанием… С коренными москвичами, вообще с коренными русаками, не получается у меня дружить. Мне Жечков и Григорьев из Запорожья больше понятны, чем человек родом из Курска откуда-нибудь или из Смоленска.
Я это говорю не в том смысле, что хочу в русских бросить камень, нет. Но мне вообще сложно общаться с людьми, которые относят себя к титульным нациям — например, со стопроцентными арийцами…
