— Не тысячи, а миллионы! Которых, как утверждают мои оппоненты, я оставил без ваучеров, отстранил от участия в приватизации.
— В общем, есть кому платить за заметки про то, как ты все украл и испортил. Эти недовольные, в свою очередь, тоже могут использовать пиаровскую составляющую твоего же бизнеса…
— Да.
— Значит, если про тебя хорошо пишут, ты плохо работаешь?
— Да, да, да! (Смеется.)
— У тебя охрана какая-то усиленная?
— Нет. Один охранник с пистолетом. Автомобиль у меня не бронированный, обычный «Мерседес».
— Какие у тебя самые большие неприятности из-за твоей работы?
— Никаких. Мы же разбираемся абсолютно легально. Никому не угрожаем. Все делаем культурно. Я тебе могу сказать, что теперь время достаточно продвинутое, особенно после кризиса, он, конечно, был катализатором и позитивную роль сыграл.
— А с бандитами у тебя бывают неприятности? Это же их работа — поглощать фирмы, менять хозяев?
— Слушай, сейчас там так все перепутано с этими бандитами… Уже ничего не поймешь. Я тебя умоляю! У нас уже респектабельные бизнесмены больше на бандитов похожи, чем сами бандиты. И наоборот. Вообще как только какая-то деятельность становится в рамки закона, сразу перестает быть бандитской. Что касается бандитов, то сейчас даже они в рамках одной преступной группировки разбираются друг с другом при помощи адвокатов. Это я точно знаю.
— А зачем тебя нанимают? Почему нельзя все решить в суде?
— Суд — это нечто внешнее, это просто вершина айсберга, там все становится из тайного явным. Но ведь перед этим проводится колоссальная работа! Полгода может идти подготовка к нападению. Условно говоря, люди подтягивают обозы, осуществляют разведку, разминируют минные поля, режут колючую проволоку, снаряды таскают, лазареты устанавливают… А потом в суде появляется адвокатик, произносит пару фраз, и — опа! — завтра получите решение. Кто выиграл? Адвокат, что ли?
— Действительно… А что на Западе, там же тоже есть такой бизнес?
— Конечно. Вот, к примеру, в Америке в сфере hostile take-over работает известный мультимиллиардер Кирк Киркорян. Он принялся поглощать «Крайслер». Те всполошились, когда он до пяти процентов добрался… И откупили у него эти пять процентов — за два конца. Человек нажил денег. Когда поглощаемый видит, что все всерьез, он откупается от поглощающего.
— Вот я смотрю на тебя и думаю: есть фирма, там живые люди, у них жены, дети, они собачек любят. А тут ты приходишь и все им портишь…
