Вопреки закону | страница 4



Помирился Колька Крюк с Нинкой из мебельного? Какое до этого дело милиции, тем более, что Крюк уже год как мотает десятку строгого! Вроде бы так, и непонятно, зачем начальнику УР копаться в личных проблемах рецидивиста, надолго сгинувшего с горизонта. Но вот Колька ушел в побег, да при этом замочил конвоира, да забрал автомат. И Нинка уже не просто шалавистая бабенка с крашеными перекисью волосами, а связь разыскиваемого! И сейчас к ней уже не подъедешь: насторожилась, замкнулась, не то что опера — старого приятеля на пушечный выстрел не подпустит, ни крупицы информации из-под нее не получишь! А Лису ничего и не надо — он и так что надо знает.

Поставил засаду на Природной, 17, у Нинкиной матери, и взял Крюка без особых затей.

Блатные не только друг другу клички дают — и ментам навешивают. Почему Лис? Может, обликом похож? Вряд ли… Сто семьдесят семь, сухой, жилистый, прическа короткая, чтоб за волосы нельзя было ухватить, брюнет с заметной сединой, хотя вроде рано еще для тридцати пяти… Нос и вправду лисий — длинный, тонкий, хрящеватый, будто вынюхивающий мышиный след. И ведь действительно вынюхивает, не мышей, правда, зверей покрупней и поопасней обычных. Здесь хитрость нужна, осторожность, чувство опасности обостренное. Может, поэтому и Лис.

Коренев в Тиходонске родился и всю жизнь прожил, в центре — на Богатяновке. Пай-мальчиком никогда не был: учился прилично, школу не пропускал, но лет с пятнадцати тянул с пацанами в Клиническом сквере пиво прямо из горлышка, которое предварительно припасенной солью обмазывалось — мода такая была. С кильдюмски-ми ходил драться, кастеты в гипсовой форме отливал, попался бы — спецучилище или колония обеспечены, времена тогда суровые были, нынешним не чета, когда все можно. Сейчас многие друзья детства по второй-третьей ходке срока мотают, кто-то уже откинулся, при встрече руку придерживают: вдруг не захочет гражданин начальник с зэком ручкаться… Но Лис всегда с корешами здоровается, про жизнь разговаривает, детство вспоминает. И они отмякают, оживляются: «А Крыса-то пятнадцать разматывает, особо опасным признали», — и головами качают с осуждением. Игорь Кривсанов — сосед, пожалуй, самый близкий школьный товарищ. Нормальный парень, да и все вроде были нормальные. Жили они тогда на Ниж-не-Бульварной, тянущейся по-над Доном дряхлыми домишками частного сектора — полу-сараями, и почти все мужики здесь, да и некоторые бабы имели судимость, и это тоже считалось нормальным. И все пацаны, достигая возраста, уходили в зону, только он, Коренев, да Сережка Сисякин выскочили — тот мединститут закончил, врачом работает. "Лепилой, — как сказал Валерка Добриков, щеря наросшие один на другой зубы. — А ты вот в уго-ловке…