Внушительностью телосложения он уступал Зубачу, но познавший суть физических противоборств Вольф отметил, что у цыгана широкие запястья и крепкая спина – верные признаки хорошего бойца. Многое еще зависело от куража, злости и специальных умений.
В камере наступила звенящая тишина, стало слышно, как журчит вода в толчке.
– Зуб даю, ты и вправду дитю глину месил! А потом, чтоб с поганой статьи соскочить, чужие висяки на себя взял!
Контролируя руки противника, Зубач поднял сжатые кулаки. Но резкого удара головой он не ожидал. Бугристый лоб цыгана с силой врезался ему в лицо, расплющив нос. Хлынула кровь, Зубач потерял ориентировку, шагнул назад и закачался. Ладони он прижал к запрокинутому лицу. Всем стало ясно, что он проиграл, но Челюсть не собирался останавливаться на полпути и мгновенно ударил ногой в пах, в живот, потом сцепленными кулаками, как молотом, саданул по спине. Когда обессиленное тело рухнуло на пол, Челюсть принялся нещадно месить его ботинками сорок пятого размера.
– Хорош, кончай мясню в хате! – вмешался Микула. – Нам жмурики не нужны!
Цыган еще несколько раз пнул поверженного противника и отошел.
– Сучня! Откуда он взялся? Почему метлу не привязывает? Меня везде знают, а он кто такой? – возмущался Челюсть, и выходило у него довольно искренне. – Ладно, на зоне разберемся. Я против беспредела. Пусть все будет путем, по закону. За базар отвечать надо.
– Точняк, – поддержал цыгана Вольф. – Кто на честного бродягу чернуху гонит, тому язык отрезают!
– И отрежем! – пообещал Челюсть. – Сука буду – соберу сходняк, пусть люди решают! Честного блатного парафинить, это тебе не Драного облажать!
Зубач поднялся на колени, на ощупь стянул с ближайшей шконки серую простыню и, скомкав, прижал к залитому кровью лицу.
– Разберемся, брателла, разберемся! – глухо раздался из-под ткани его голос. – Я знаю, куда маляву загнать!
– Вяжи гнилой базар! – оборвал его Микула. – Сам напоролся, сам и виноват. Смотрящего поддержал Катала:
– Он в цвет базарит, Зубач. Я бы за тебя мазу тянул, но не могу. Сейчас ты не прав. Такие слова за рваный руль бросать нельзя. Мы же не бакланы у бановского шалмана [65] . Мы правильные босяки в своем дому. Здесь все по справедливости быть должно.
– Еще увидите, что это за рыба! – Зубач встал и пошатываясь направился к умывальнику.
Напряжение спало, камера возвращалась к обыденной жизни.
– А что, Володя, не перекусить ли нам? – как ни в чем не бывало спросил Яков Семенович.
