Как-то записался на прием, спрашивает: если на следствии и в суде не правду сказал, что делать? У них у всех это бывает: психологический кризис — невмоготу больше сидеть, и все! Тут глаз да глаз нужен: может в петлю влезть, или на запретку под пулю сунуться, или в побег пойти, хотя куда здесь бежать… Чаще начинают биографию выправлять, писать во все концы: мол, чужую вину взял или враги оговорили… Пишут, ответа ждут, получают, читают, снова пишут, а время катится, глядишь, кризис и прошел. Так и с Батняцким — объяснил ему порядок пересмотра дела, только он, кажется, и не подавал.
Лезвин посмотрел на часы.
— Через полчаса их выводят на лесоучасток. Хотите поговорить с ним сейчас — я дам команду. А если еще что-то надо подработать, может, приговор почитать, тогда до вечера, когда вернутся.
— Приговор я читал. Давайте сразу к делу. — Сизов приготовил свои бумаги.
Лезвин набрал две цифры на диске старого телефонного аппарата, резко бросил в трубку:
— Батняцкого из второго отряда ко мне! — И, повернувшись к Сизову, другим тоном сказал:
— Разговоры у вас доверительные пойдут, так что я мешать не буду. Садитесь на мое место. Он вообще-то спокойный, но если что — здесь кнопка вызова наряда.
Сизов усмехнулся. Подождав, пока за Лезвиным закрылась дверь, он по-хозяйски занял место начальника и осмотрелся. Кабинет напоминал сельский клуб: просторная пустоватая комната, голые стены и окна без занавесок, вдоль стен — ряды допотопных стульев с лоснящимися дерматином сиденьями. Только сейф, шкаф картотеки и решетки на окнах выдавали специфическое назначение помещения.
В дверь тихо постучали, и порог переступил приземистый человек в черной засаленной на предплечьях робе.
— Осужденный Батняцкий, второй отряд, статья сто восьмая часть вторая, срок двенадцать лет, явился по приказанию начальника колонии. А где же он?
Вошедший, озираясь, завертел стриженой шишковатой головой на короткой шее.
— Садитесь, Батняцкий. Майор Лезвин вызвал вас по моей просьбе, — сказал Сизов, внимательно рассматривая осужденного. Невыразительное лицо, мясистые губы, маленькие прищуренные глазки.
Батняцкий сел, облокотился на стол и довольно улыбнулся, показав два ряда железных зубов.
— Чему радуешься?
— Ясно чему! Отряд на работу повели, а меня — сюда. Что лучше — лес валить или разговоры разговаривать? Вот и радуюсь. — Он оглянулся на дверь и потер руки. На каждом пальце был вытатуирован перстень, тыльную сторону ладони украшало традиционно восходящее солнце и надпись «Север».
