— Да, у меня есть новости. Приходил Томас.
Девушка приняла это известие совершенно невозмутимо, даже бровью не повела. А что он, собственно, ожидал? Что София бросится ему на грудь, будет дрожать от страха и умолять о защите? Ничуть не бывало. Она продемонстрировала прекрасную выдержку.
Райдер подошел к девушке вплотную, нежно провел рукой по ее волосам, дотронулся кончиками пальцев до ее бровей, щек, подбородка и сказал:
— Синяки проходят. К завтрашнему дню ты, я думаю, начнешь походить на себя.
— Отлично. Тогда я не буду просить у тебя зеркало сегодня, подожду до завтра.
— Томас был здесь.
— И чем же закончилась ваша радостная встреча?
— Я уговорил его разрешить тебе остаться в Кимберли-холле еще ненадолго. Он не очень-то был рад этому, но согласился. Сказал, что скоро придет опять.
София вздрогнула. Движение было еле заметным, но Райдер все-таки увидел его; за то короткое время, что девушка находилась у него дома, он успел изучить ее и чувствовал малейшую перемену в ее настроении.
— Ты мне, конечно, не поверила? Умница. А теперь я расскажу тебе, что было на самом деле. И о чем мы говорили с ним. Он редкий негодяй, человек без совести и сердца. Джеймс, когда видит его, аж трясется от ненависти.
— Томас — грубое, жестокое животное. Среди рабов, принадлежащих моему дяде, находится родной брат Джеймса. Мистер Грэйсон неоднократно предлагал выкупить его, но мой дядя неизменно отказывал.
— Твой дядя и Томас — одного поля ягода. А теперь слушай.
Райдер начал рассказывать, и София внимательно слушала его. А дело было так.
Райдер вошел в гостиную с довольным видом, веселый, и обратился к нежданному гостю со следующими словами:
— Вас, кажется, зовут Томас? Милости прошу в Кимберли-холл. А почему вы на этот раз явились сюда без колчана со стрелами и белых одеяний? В тех балахонах вы и ваш хозяин прекрасно выглядите. Особенно мне понравились ваши капюшоны. Ах да, я совсем забыл: может, кофе выпьете?
— Я приехал сюда за племянницей и племянником мистера Берджеса, — ответил Томас.
— Вот как? — Райдер изобразил на лице крайнюю степень изумления.
Томас молчал. Это был высокий, невероятно тощий мужчина с большим, выпирающим между жилетом и бриджами животом, несуразно смотревшимся на худом теле. Короткие, давно не мытые волосы торчали клоками на голове, а на подбородке неопрятной порослью темнела щетина. Создавалось такое впечатление, что Томас несколько дней не спал, не мылся и не переодевался. В глазах его горел холодный, жестокий вряд ли когда-нибудь в них появлялась хоть искорка человеческой доброты.
