Спустя несколько минут юноша ощутил себя буквально на седьмом небе. Быть может, кокаин был хорош, а может, все дело было в том, что он был уже достаточно пьян, — как бы там ни было, он словил настоящий кайф и с каждой секундой чувствовал себя все лучше. Он был готов на все, о чем бы она его ни попросила. Он даже готов был прыгнуть с моста, если бы она пообещала лечь с ним.
Кстати, неожиданно подумал юноша, почему он так зациклился именно на ней? Спору нет, она была хороша, но ведь были и другие девчонки не хуже…
И тотчас же к нему пришел ответ. Она всегда была рядом, всегда дразнила его, всегда бросала ему вызов. А однажды, когда отец, одурев от наркотиков, взялся «воспитывать» его, она спасла ему жизнь, спрятав у себя в комнате от озверевшего папаши.
Выйдя из дамской комнаты, они снова забрались в джип.
— Я поведу, — коротко сказала девушка, отталкивая его. — Ты слишком расслабился.
— Нет, я в порядке!.. — запротестовал юноша.
— Ничего подобного, — сказала она решительно и села за руль. — Я же вижу, ты совсем окосел!
«Вообще-то она права», — вяло подумал юноша, откидываясь на спинку пассажирского сиденья. Ему казалось, что все кругом куда-то плывет, движется, исчезает…
Исчезает и снова появляется.
Появляется и снова исчезает.
И кружится, кружится, кружится, кружится…
Ну и черт ним, подумал он, блаженно закрывая глаза. Таким счастливым он еще никогда не был.
— Знаешь, что мне нравится больше всего? — спросила Мэри Лу, осторожно трогая Ленни за рукав.
— Нет. А что? — спросил Ленни, не отрывая взгляда от дороги. Он гнал «Порше» на большой скорости и старался не отвлекаться.
— То, что мы родственники.
— Угу, — согласился Ленни. — Это действительно здорово.
— И еще мне нравится, — продолжала Мэри Лу, — что наша Кариока и ваша Мария двоюродные сестры и что девочки одного возраста. Знаешь, они так замечательно ладят друг с другом.
Я так рада, что наши дочери дружат.
— Я тоже, — кивнул Ленни. — Знаешь, мне нравится, что девочки абсолютно свободны от расовых предрассудков. Они, конечно, еще очень малы, но, похоже, уже понимают, что цвет кожи не имеет никакого значения. Знаешь, — задумчиво продолжал он, — моя мать была настоящей расисткой, хотя, может быть, сама об этом не подозревала.
— Твоя мать сейчас живет во Флориде?
— Да. Она уехала из Калифорнии, когда снова вышла замуж. Ее мужу сейчас почти девяносто, и он сам себя называет «гангстером на пенсии». Он уговорил ее перебраться в Майами. Теперь я вижу мать раз в год, когда она приезжает навестить внуков на Рождество.
