– Так что ты разузнал для меня? Маленький электрический вентилятор вращался на столике слева, описывая круги и разгоняя воздух.
– Ваш любезный папашка, может быть, и золотоискатель...
Она несколько разочарованно взглянула на меня.
– Хм?
– Он и в самом деле занимается нефтью. Владеет бензоколонкой.
– Маленький лживый хорек.
– Эти тяжелые времена... когда-то у него была дюжина бензоколонок по всей Оклахоме, и он вполне преуспевал. Сейчас его дела похуже, немного хуже.
– Но он не делает двух грандов[5] в неделю, как «преданный Вам...»[6]
– О! – сказал я, – не говорите такое человеку, которому вы платите десять баксов в час плюс расходы.
– Может, вы занимаетесь не тем бизнесом?
– Мне это уже говорили раньше. Но никто не предлагал два гранда, чтобы я прыгал вокруг на радостях своем праздничном костюме.
Она улыбнулась и наклонилась вперед, сложив руки, пои этом ее шелковый голубой халат слегка распахнулся, немного обнажив красивой формы небольшую грудь.
– Ты выглядишь весьма привлекательно в своем праздничном костюме, – заметила она. Я покачал головой и усмехнулся:
– Но я не стою двух грандов. Закурив, она предложила мне сигарету.
– Нет, спасибо. Никогда не имел этой привычки. Она пожала плечами.
– Это хорошо. Геллер, почему ты не заигрывал со мной?
Я не ожидал такого поворота, и мне потребовалось некоторое время, чтобы ответить.
– Вы моя клиентка, – сказал я, – это было бы неэтично.
– Этика? В Чикаго? Думаю, ты понимаешь, что я нахожу тебя привлекательным. А в этом городе женщины выглядят куда хуже, чем Салли Рэнд.
– Понимаю.
Она выпустила кольцо дыма.
– Ты меня боишься?
– Почему... Потому что ты звезда? Я и раньше встречал знаменитостей.
– Ты спал с кем-нибудь из них?
– Только с Капоне. Он храпит.
Она рассмеялась, это был звонкий, очень женственный смех. Но у этой маленькой дамы, без сомнения, был сильный характер.
– Значит, мой миллионер ненастоящий, да? Ладно, легко приходит, легко уходит. В любом случае я не хотела бросать шоу-бизнес. – Она вздохнула и снова повернулась к зеркалу. – Сколько тебе лет. Геллер?
– Двадцать восемь.
Вентилятор на столике вращался, его лопасти разгоняли воздух.
– Мне почти тридцать, – сказала она. – Сколько еще времени я смогу снимать одежду, чтобы на это жить?
– Глядя на тебя, думаю, достаточно долго.
Она была обречена оставаться здесь, даже и не в шоу-бизнесе. Она могла бы стать разносчицей сигарет, девушкой в хоре, танцовщицей в ревю Гуса Эдвардса, статисткой в немом кино, девочкой-звездой в Голливуде, но уже сейчас ее звезда клонилась к закату. В двадцать восемь лет к Салли наконец пришел ежевечерний успех после четырнадцати лет работы в шоу-бизнесе.
