Я определенным образом тоже был вовлечен в это дело. Я должен был быть дорожным полицейским на Мичиган-авеню, преследовавшим, но не сумевшим поймать убегающего убийцу. Я должен был стать ключевым свидетелем на суде. Я должен был лгать, разумеется, чтобы помочь свалить все на козла отпущения, которого команда районного прокурора подбросит для удовлетворения публики и прессы. И в качестве награды за мое хорошее поведение я стал полицейским в штатском.
Это было как раз тогда, когда мой отец, старый идеалист-профсоюзник, ненавидевший конов и меня за то, что я стал одним из них, вышиб себе мозги из моего револьвера. Но это другая история.
Стеги, как и мой отец, все понял, когда молодой Нат Геллер обменял униформу и свою честность на работу в штатском. Он, как и многие другие в полиции, повесил мне ярлык «мальчишки-подхалима», желающего сделать карьеру любой ценой. Это вынудило меня удержаться от предложения двух настоящих холуев покойного мэра Чикаго по имени Лэнг и Миллер, его главных шестерок и телохранителей, участвовать в попытке покушения на жизнь Фрэнка Нитти. Но после того, как я уже оставил полицию и подался в частные детективы, я должен был давать показания о нападении на Нитти, и – после того, как мэра Сермэка пристрелил в Майами сицилийский убийца по имени Зангара, я почувствовал, что не должен лгать. Может, я этим пытался как-то воздать должное моему старику и его идеализму. А может, пытался оправдаться перед самим собой. Но на свидетельском месте я говорил правду (что было здесь в новинку) и выставил тем и Лэнга, и Миллера, и покойного мэра в плохом свете.
Стеги, хотя и был непокладистый, прямой и честный коп по чикагским (и любым другим) меркам, но имел слабость: он не любил, когда даже продажный полицейский полощет грязное белье на людях. А я был экс-коп, который публично прополоскал не только двух сержантов чикагской полиции, но и самого мэра Сермэка[29].
Стеги был другом Сермэка. Рассказывали, что вскоре после того, как Сермэк был избран мэром, Стеги перевели в участок Соуф-Вабаш, сердце Бронзвилля, чтобы «поднять шум вокруг политического рэкета». Для этого капитан загонял в тюрьму по двести цветных арестованных в день. Камеры были так набиты, что арестованным негде было сидеть. Политиканы-негры вначале материли Сермэка, но потом наконец взмолились: «Что хочет от них Сермэк за то, чтобы убрали Стеги из их района?»
– Станьте демократами, – сказал Сермэк.
