— Не могу взять на себя смелость осветить некоторые аспекты этого дела, ваша честь, — сказал я, — но, если откровенно — между нами, мальчиками, — похоже, что так и есть.
Уокер мрачно покачал головой.
— Сочувствую Слиму, — произнес он, имея в виду Линдберга. — Известность, скажу я вам, ребята, не всегда оборачивается выгодой.
— Можно, пожалуй, не заказывая, получить столик в ресторане, — сказал Дэрроу, — а больше я не вижу ни одного преимущества.
— У меня есть дельное предложение, — выступил Уокер. — Почему бы нам не скоротать вечерок в «Музыкальной табакерке». Билеты на «О тебе я пою» — самые ходовые в городе, и бьюсь об заклад, целый рой знаменитостей попытается туда проникнуть!
Дэрроу заботливо повернулся к Лейзеру.
— Вы можете освободить вечер, Джордж?
— Разумеется, — ответил Лейзер.
И таким образом, в компании щегольски одетого маленького мэра — который оставил свой лимузин с шофером на углу 44-й западной улицы и возглавил свиту в составе Дэрроу, Лейзера и меня, — мы сократили путь через Аллею Шуберта и вышли к «Музыкальной табакерке» на 45-й западной улице.
Это было первое бродвейское шоу, на которое я попал, но на Рэндолф-стрит я видел и более приличные постановки. А это оказалась глупая музыкальная комедия о президентских гонках. В ней, правда, участвовали несколько миловидных девушек и смешной Виктор Мур, игравший роль сумасшедшего вице-президента. Но несмотря на средний уровень исполнения, это шоу все равно осталось самым запоминающимся, хотя происходившее на сцене не имело к этому никакого отношения.
Мэр, словно нарядный капельдинер, провел нас на наши места перед оркестром, и шум в зале сменился почти что ревом. Уокер ухмыльнулся и помахал толпе, но публика приветствовала не его, хотя оркестр любезно наигрывал мелодию песни, которую написал сам Уокер — «Будешь ли ты любить меня в декабре, как любила в мае?».
Шум поднялся из-за Дэрроу — его узнали.
Вскоре старик был окружен жаждущими автографов поклонниками — Уокер, похоже, слегка надулся из-за недостатка внимания к своей особе, — и так продолжалось, пока не погасли огни и не началась увертюра.
Я сидел рядом с Дэрроу, который сидел рядом с Лейзером, который сидел рядом с мэром. В течение всего мюзикла, написанного, как я понял, обладателем Пулитцеровской премии Джорджем Гершвином, хотя даже под дулом пистолета я не напою вам из него ни единой мелодии, Дэрроу шептался с Лейзером. Их приглушенный диалог продолжался и в антракте, и так до самого конца. Дэрроу начинял молодого юриста фактами дела Мэсси, равно как и своими теориями и планами в отношении оного.
