Неизвестная смотрела, как победитель осушал умирающего кормильца, потом резко отвернулась. Вид и запах крови заставляли ее нервничать. Она уже не пила день или два. Обычно она в сумке носила пару криоконтейнеров с цельной кровью, но при возможности предпочитала стандартные холодильники и потому оставила их у Клауди в морозильнике. Когда она снова посмотрела на сцену, служители бара отцепляли пустого кормильца, чтобы заменить его свежим.
Грохот танцевальной музыки из колонок промышленной мощности стал затихать, и толпа повернулась лицом к сцене. Из-за кроваво-красного занавеса вышел Эшер, обнаженный до пояса, и жестом подозвал публику поближе.
— Приблизьтесь, дети мои.
Собравшиеся Свои забормотали и пододвинулись к сцене и пандусу, подняв бледные лица к своему предводителю.
— Я зову вас «дети мои» — пусть вы созданы не мною, кровь моя струится в жилах каждого из вас. Вас, не имеющих семьи, вас, выброшенных на улицу, я принимаю с радостью! Вы, не имеющие клана, — найдите свое место рядом со мной! Скоро настанет время великих бедствий, друзья мои! И если мы хотим пережить его, то должны доказать силу свою перед лицом вражды — и единство свое перед лицом сомнений! Вот почему призвал я вас к себе сегодня, дети мои, — сплотиться и укрепить связи, соединяющие меня с вами.
Из-за занавеса возникла Децима, несущая ритуальный клинок и золотую чашу. Райан прижал к ней крест не так надолго, чтобы ее убить, но след остался. Рана на лбу пылала, как свежий след тавра. Хотя неизвестную разозлил дурацкий поступок мальчишки, не восхищаться им она не могла.
Эшер взял у Децимы клинок, прижал острие к правому запястью и распорол предплечье до локтя. Из разреза выступила бордовая жидкость, больше похожая на вино, чем на кровь. Она была гуще человеческой крови, но текла все же быстрее обычного. Эшер должен был сильно набить брюхо, чтобы заставить кровь течь так охотно. Децима встала перед ним на колени и подставила чашу — не потерять ни капли драгоценной влаги. Как только чаша наполнилась, Эшер взял ее у Децимы и поднял вверх, показывая всем.
— Воззрите! Кровь моя — ваша кровь! Придите ко мне, дети мои! Придите и испейте того, что есть Жизнь!
Свои застонали в один голос и хлынули на сцену, отшвыривая друг друга в страстном стремлении к власти своего сюзерена. Кто-то предприимчивый попытался перелезть через рампу; Децима пинком отправила его назад.
— Жди очереди, трупный червь! — рявкнула она. — Попробуй только еще раз, и у тебя глаз из затылка вылезет!
