Временному правительству Бадмаев оказался неугоден, и его выслали за границу.
Разрешение вернуться на родину пришло уже от Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов где-то в середине ноября 1917 года, то есть после Октябрьской революции. За Бадмаева хлопотали его пациенты — «красные» матросы с военного корабля «Полярная звезда».
Вернувшись в Петроград, Петр Александрович вновь начал практику. Контингент его больных значительно изменился — среди них преобладали солдаты и матросы. В это тяжелое время ухудшилось здоровье Бадмаева, перенесшего воспаление легких. Да и новая власть не только не оставляла врача в покое, но, наоборот, ужесточила преследования. Об этом, в частности, свидетельствует внук П. Бадмаева Б. Гусев:
"Однажды незадолго до отъезда на прием Петр Александрович снова был арестован. Его жена Елизавета Федоровна, моя бабушка, начала принимать больных одна. Она объявила ожидавшим многочисленным больным об аресте Бадмаева. Трое вооруженных матросов тотчас подошли к ней с вопросами: кто арестовал, куда увезли? Среди больных началось волнение. Трое направились, кажется, в тюрьму Кресты, и часа через два Петр Александрович вернулся в сопровождении их. Настроение у него было веселое, и он бодро начал прием больных.
Так было два или три раза. Центральная власть еще не утвердилась. Одна группа арестовывала, другая — освобождала. Появлялись и группы вооруженных анархистов… Это были тяжелые сцены. В памяти Елизаветы Федоровны сохранилось, как Петр Александрович, раскрыв руки, говорит бесстрашно: «Стреляйте!» — стоя перед наведенными на него стволами винтовок. Но руки, державшие оружие, опускались под его взглядом.
К 1918 году относится один странный эпизод. Во время приема к Бадмаеву обратились с просьбой поехать посмотреть тяжелобольного; по-видимому, была названа знакомая фамилия. К концу приема был подан автомобиль. И часу в десятом вечера Петр Александрович с Елизаветой Федоровной поехали к больному. Их привезли в роскошный особняк. Незнакомые лица, вооруженная охрана… Бадмаеву предложили проследовать к больному одному. Елизавета Федоровна осталась ждать. Прошел час, второй… Никто не выходил. Она начала беспокоиться. Кругом было тихо и не слышно ничьих голосов. Время шло. Елизавета Федоровна, почувствовав что-то неладное, была в растерянности. Наконец вышел знаменитый Мамонт Даль-ский, актер и анархист, и, обращаясь к ней, сказал: «Я не могу сломить упрямство старика… Заставьте вы его послушать нас, иначе живым он отсюда не уйдет!»
