Она осторожно высвободилась из моих рук. Поднялась. Высокая, тоненькая. Ее талию можно двумя ладонями обхватить. Волосы короткие и прямые, как у мальчишки.
— У тебя нехорошие глаза, Андрей, — сказала она.
— Иди на танцы.
Нонна подошла к калитке, остановилась. Покачиваясь на каблуках, посмотрела на меня.
— Ты лучше иди в поле один, — сказала она. — Может быть, их там встретишь…
— Говори, говори… — сказал я.
— Я сказала, что мне нравятся такие мужчины, как ты, но это не значит, что именно ты мне нравишься.
Рассмеялась, стукнула калиткой и легкой тенью исчезла в лунных сумерках. У клуба под Сашкину гитару затянули песню… Какой-то бедолага-жук, увлекшийся погоней за своей жучихой, шлепнулся о дерево и свалился мне на голову. Я снял его и подбросил вверх. Жук включил мотор и полетел за первой попавшейся жучихой.
Я все-таки дождался ее. На этой самой покосившейся скамейке. Старуха давным-давно заснула, и ее переливчатый храп тревожил тишину старого дома. Гармошка перекочевала к речке. А гитара умолкла. Нонна и ее подружки еще не вернулись. Из темноты теплой ночи доносился девичий смех, свист, дробный топот.
Береза шумела надо мной, но гроза так и не собралась. Тучи прошли мимо, и в звездном небе величаво засияла луна. Она облила голубовато-серебристым светом крытые дранкой крыши домов, пронизала насквозь листву. Луна выкупалась в речке, вышла на берег и поочередно заглянула во все глубокие колодцы.
Первым пришел из леса он. Если бы я не смотрел в ту сторону, то ни за что не увидел бы его. Он был в плаще, как испанский идальго, и лишь лицо смутно белело. Он остановился, взглянул в ту сторону, где играла гармонь, и отворил калитку председательского дома. Глухо стукнула в сенях дверь, и все затихло.
А потом пришла она. Сначала из тени вымахнула кошка. Два зеленых светофора одновременно зажглись и погасли. Ольга шла быстро и легко. Она была в брюках и куртке с большими металлическими пуговицами. На каждой пуговице — маленькая луна.
Увидев меня, она села на скамейку и, откинувшись назад, долго смотрела на луну. Из леса донесся тоскливый крик.
— Как человек, — сказала она.
Я молчал. По лицу было видно, что она счастлива: глаза сияют, как звезды первой величины, губы улыбаются.
— Андрей, ты заметил, что деревья в лесу ночью кажутся в два раза толще?
— Ты даже это заметила?
Она взглянула на меня, улыбнулась.
— Почему бы тебе не поухаживать за Нонной? Ты ей нравишься…
— Мне нравишься ты, — сказал я.
