Приходи в воскресенье | страница 15
Я шел по бывшей Торопецкой улице, ныне Гагарина, и с трудом узнавал ее. Сразу за мостом еще кое-где стояли одноэтажные обветшалые стандартные домишки — в одном из них, кстати он сохранился, несколько месяцев пожил и я с родителями, — на месте же других высились пятиэтажные здания. Исчезла базарная площадь, где я когда-то купил на последние деньги в подарок Алле хрустальную вазу — здесь тоже стояли дома.
Когда я вышел на улицу Ленина, небо уже наполовину расчистилось и выглянуло солнце. Налево, где раньше было болото, шумела на ветру тополевая роща. В шевелящейся глянцевой зеленой листве огоньками вспыхивали еще редкие желтые листья. Вспомнился общегородской субботник по озеленению. В этом тополевом парке есть деревья, которые и я посадил… Надо отдать должное великолучанам: они превратили свой город в город-сад. Улицы утопают в зелени, оченэ много парков и скверов. И еще что меня поразило — это цветные фонтаны. Я таких еще нигде не видел. Когда спустились сумерки, фонтаны вспыхнули, как разноцветные факелы. Переливающиеся струи воды были окрашены в несколько цветов, и эти цвета менялись, переходили один в другой. Я обошел фонтан на площади Ленина, но так и не разгадал секрет этой удивительной иллюминации. Позже я узнал, что фонтаны оформил местный художник. Это было его подарком городу.
Я долго стоял на мосту и смотрел на Ловать. Широкая она была здесь, в центре города, и чистая. Высокие деревья городского парка заслонили памятник Александру Матросову с Музеем комсомольской славы позади него. В парке карусель, чертово колесо, самолет-блоха и другие аттракционы, но и сейчас здесь пустынно и лишь на зеленых скамейках пламенеют опавшие листья. Листья и на узких песчаных дорожках, и на крыше карусели, и в Ловати. Рассеянный луч солнца мазнул меня по лицу, лихо прыгнул с моста в свинцовую воду, которая сразу помолодела и вроде бы быстрее заструилась вниз по течению, затем ощупал каждое в отдельности дерево в парке, отчего листья вспыхивали и тут же гасли. Большое багровое солнце тяжело нависло над крышами. Снизу его подпирали продолговатые синие тучи, а луч, которому осталось жить меньше часа, резвился, прыгал с дерева на дерево, выхватывая из зеленого сумрака то черный липовый ствол, то полосатую зебру на молчаливой карусели, то застопоренную на помосте голубую лодку качелей. Вот луч скользнул выше на крепостной вал и будто зажег гигантскую свечу, так ярко вспыхнул высокий гранитный конус — памятник латышским воинам, павшим при освобождении города.