Рыболов на берегу Малиновки смотал свою удочку, а парнишки на лодке все еще дулись в карты, очевидно на деньги — очень уж у них были напряженные позы. На гладком темном валуне замерла ворона. Нахохлилась, не шелохнется, прямо-таки птичий философ. Может, она и впрямь задумалась о смысле жизни?
Взглянув на часы, Зорин легко спрыгнул со стены, отряхнул помятые бумажные брюки. Густая каштановая прядь спустилась на загорелый лоб. Рукава клетчатой рубашки закатаны до локтей.
— Знаете, чего я больше всего сейчас хочу? — блеснув ровными зубами, улыбнулся он.
— Тамару Лушину поцеловать, — ухмыльнулся Герка.
— Пошляк ты, Гарольд. — Улыбка погасла на тонких губах Зорина.
— Чего же ты хочешь? — желая разрядить обстановку, спросил Вадим.
— Я хотел бы, чтобы вот эта разрушенная церковь, вид на Малиновку, кладбищенская стена и ворона на камне всегда были, — произнес Зорин. Чувствовалось, что реплика Гарольда сбила его пафос, наверное, поэтому слова его прозвучали несколько театрально.
— Стена, ворона… Это красиво, — задумчиво сказал Вадим. — Но развалины-то зачем? Я хотел бы снова увидеть эту церковь целой и невредимой, со звонницей, позолоченными куполами…
— Может, ты в бога веришь? — с усмешкой взглянул на него Голубков.
— Я верю в красоту, — сказал Вадим.
— Если бы ты чувствовал красоту, то не отзывался бы так о театре, — возразил Зорин. — Что может быть прекраснее художественного мира на сцене? Красивые декорации, старинные наряды, мебель, бронзовые светильники, возвышенные слова…
— И все это — бутафория, — возразил Вадим. — Декорации нарисованы, бронза ненастоящая, а действующие лица — марионетки!
— Теперь и я поверил, что ты не артист, — нахмурился Володя. — Когда я на сцене, то верю, что все так и было, я вижу не тебя, Вадима Казакова, а того персонажа, которого ты играешь.
— А я никого не вижу, лишь слушаю реплики, чтобы не пропустить свой выход, — вставил Герка.
— Нас трое и все по-разному чувствуем и видим, — улыбнулся Вадим. — Моя красота — это природа! Мне все времена года нравятся, ни один день не похож на другой. Наверное, мне надо было идти в лесники. Мне никогда не было в лесу скучно.
— Давайте через двадцать лет встретимся на этом самом месте, — предложил Володя. — Интересно, какими мы тогда будем.
— У меня память плохая, — сказал Герка. — Я забуду.
— Стена останется, церковь снесут и на ее месте построят промкомбинат, — стал фантазировать Вадим. — Валун в речке останется, наверное, и ворона никуда не денется, а мы? Мы станем совсем другими… Герка женится на тете Маше, растолстеет, будет нянчить пятерых детей, а может, и внуков… Тетя Маша, выйдя на пенсию, посвятит себя только ему и потомству…
