— Мог бы сыграть.
— Володя! Мы работать собрались, а не рефлексировать, — заметил я и изложил свои соображения о «круге подозреваемых». Все согласились со мной, что вычислить супостата в принципе можно, но — времени мало. Значит, необходимо еще больше сократить список.
— А как? — спросил Володя.
— Просто, — сказала Лукошкина. — Почему, как ты думаешь, они косятся на нас?
— Потому что мы чужие, приезжие.
— Верно, — кивнула Анька. — Но это еще не все. Есть еще один фактор.
— Какой? — спросил Володя.
А Лукошкина ответила:
— Мы здесь новые. До нас здесь ничего подобного не было. Я узнавала у девчонок. Но не только мы здесь новенькие.
— А кто? Кто еще, Аня? Не томи!
Анна улыбнулась загадочно. Володя смотрел на нее пронзительным взглядом сицилийского мстителя.
— Сюда впервые приехали два человека, ранее в эту тусовку не вхожие, — Татьяна, которая с «Каролиной», и…
— И? спросил Володя нетерпеливо.
— И Виктория.
Володя уронил длинный столбик пепла на палас.
— Ну, — сказал он, — я ее за вымя-то возьму. Дело чести!
— Кого? — спросил Повзло. — Татьяну или Викторию?
— Коля, — ответил Соболин, — я вижу, что ты предвзято относишься к Виктории. Но повода для оскорблений она тебе не давала. Тем более что она сама стала жертвой. Так?
— Так, дружище, так… извини.
***
Мы отстрелялись — прочитали вторую, послеобеденную часть лекций. Я сказал несколько заключительных слов, и мне даже чуть-чуть жиденько похлопали. Женя Танненбаум с кислым видом объявил, что программа нашего семинара завершена.
Что все мы поработали очень конструктивно. Что через три часа здесь, в большом зале, состоится ужин. Из кармана Жениного пиджака торчала газета «Скандалы и светская жизнь N-ска». Экстренный выпуск.
***
Мы с Повзло сидели в шале у Лукошкиной. Потихоньку пили коньяк, разминаясь, как сказал Коля, перед прощальным ужином. Сквозь щель в шторах была видна стоянка. Огромный «лэндкрузер»
Виктории и сама Виктория вместе с Соболиным возле машины. Наш сицилийский мститель что-то горячо говорил, размахивая руками.
— А разбить бы морду этому Юрию Львовичу, — мечтательно сказал Повзло, разглядывая на свет бокал с «мартини».
— Бесполезно, — отозвалась Лукошкина, — ему уже сто раз били.
— А ты откуда знаешь? — спросил Повзло.
— С Танненбаумом поговорила. Меня, помню, удивил тираж этого сортирного листка — шесть тысяч! Я стала интересоваться. Танненбаум мне объяснил, что шесть тысяч — это годовой тираж! Пятьсот экземпляров на двенадцать месяцев — вот тебе и шесть тысяч. Но даже по цене один рубль тираж не раскупают. Он его наполовину бесплатно раздает в пивнухе да в своей парикмахерской.
