Марина Борисовна, моя начальница (она глава великого отдела под названием архивно-аналитический), решила перекурить со мной, хотя обычно компанию ей составляли шеф или наши «мальчики», не экономившие на комплиментах и анекдотах в присутствии этой стильной дамы бальзаковского возраста.
Странно, ранее наши отношения не были столь доверительными, но в тот день в ответ на банальный вопрос-утверждение: «Ты что-то устало выглядишь» — я рассказала ей все как есть: красавец-муж постоянно занят работой, и не только на меня — даже на любимого сына внимания не обращает.
Вчера пришел в двенадцатом часу, какие-то бабы ему весь вечер названивали (что, в принципе, уже стало привычным). А в прошлые выходные были у знакомых, так он на все расспросы о сыне с честным лицом заявлял, что «нет, наш Антошка так не делал, и спокойный он по ночам». Хотелось ему при всех сказать: «Родной, это тебе спокойно по ночам спалось, потому что я по шесть, по восемь раз к ребенку за ночь вставала. Ты же за два года и пеленки-то ни единой не прополоскал».
Ему ничего не сказала, конечно, а вот Марине Борисовне все взяла и выложила. Та, из сочувствия, наверное, если оно у женщин еще не совсем атрофировалось, и говорит:
— Ой, Анна, мне тебя жаль. Молодая ты, и мужиками крутить не умеешь. Вот мой муж, когда дочка маленькая была, да и сын тоже, он их с рук не спускал, все время занимался с детьми. И домой спешил, и мне помогал, даже по ночам вставать к ребенку плачущему не давал, спи, говорит, а то еще молоко пропадет. И чтоб налево — ни-ни… Ты подумай-ка. А так, рядом работая, и не скажешь, — покачала она головой и затянулась.
— Чего не скажешь? — спросила я растерянно.
— Да ты понимаешь… Конечно, все это вроде бы видят…
Тут мысли мои стали путаться, потому что я почувствовала, что за сбивчивыми репликами начальницы кроется нечто серьезное, о чем она то ли боится, то ли стесняется сказать.
Я посмотрела на нее вызывающе тупым взглядом, но на козе начальницу мою не объедешь, она выкрутилась:
— Он у тебя работает как сумасшедший, а то, что тетки без устали названивают, так среди журналистов две трети — дамы. И сама, милочка, виновата!
Охмурила такого красавца, вот и расхлебывай, — со смехом закончила она.
***
Разговор этот запал в душу. Легче оттого, что рассказала наболевшее, мне не стало. С испорченным настроением пошла работать. Ничего не ясно, но мутить воду в семейной луже пока тоже вроде бы незачем.
Муж привел меня сюда, в агентство, после декретного отпуска. Поначалу я думала, что рабочее место специально для меня создали, для того чтобы хорошего журналиста (то есть моего мужа) не обидеть. Посадили за компьютер.
